Черное солнце Афганистана
Шрифт:
Оценка — «пять».
Дни, словно спрессованные, расписанные по часам и минутам, упрямо катились по напряженно-ускоренному графику учебы, приближая выход на финишную прямую.
Свободного времени почти не было. С Лидой Александр встречался очень редко, но все же встречался. Находил, выкраивал скудные минуты в плотном графике учебы. Она тоже была загружена учебой в медицинском институте.
И в один из таких дней появилась Люба Рогушкина. Она приехала в Сызрань из родной Ломовки, всего на один день.
Естественно, Александра никто бы не отпустил из училища. Он смотался в самоволку, а товарищи прикрыли его. Вырвался на несколько часов.
— Как я рада тебя видеть, Санечка! — шептала Люба.
— И я рад, — отвечал Александр.
Он дважды покупал билеты на длинный двухсерийный индийский фильм, и они провели счастливые часы на последнем темном ряду, обнимая друг друга и целуясь. И говорили, вернее, шептали друг другу, и не могли наговориться.
Александр проводил ее до автобусной остановки, а дальше Люба сама запретила:
— Милый, не надо рисковать! Не хочу, чтобы ты из-за меня пострадал. Не надо нарываться на патрульных…
Она вскочила в автобус, идущий к вокзалу, и прощально помахала рукой:
— Я буду ждать тебя! До скорой встречи, милый!
Люба уехала, а отсвет от встречи с ней остался и прояснил то, что его волновало и будоражило.
Среди курсантов ходило по рукам, отпечатанное на машинке пособие «Как выбрать себе жену», и на одной из его страниц Беляк вычитал весьма своеобразную рекомендацию, которая странным образом запала ему в голову:
«Если хочешь узнать о том, какой твоя невеста будет через десять лет совместной жизни, внимательно присмотрись сегодня к ее матери».
Читал это пособие Александр давно, еще до знакомства с Лидой, и та рекомендация, вызывала у него лишь улыбку. Мать своей Любы он хорошо знал!
А сейчас эти слова ему вспомнилась и как нельзя кстати. Они и насторожили и обеспокоили. При каждом свидании Лида все отчетливее принималась рассуждать «о будущей их хорошей жизни».
Мать Лиды Золоторевой, явно не чета скромной матери Любы Рогушкиной, она женщина властная и с характером. Мария Степановна сначала, как бы шутя, намекала, что Александр ей очень по душе, что он, как говорится, «пришелся ко двору». Со временем стала все отчетливее высказывать, что с радостью готова видеть его в их дружном семействе. А потом высказалась напрямую:
— Женись и куда захотите, туда и поедите служить! В любой гарнизон!
Александр знал, что Мария Степановна слов на ветер не бросает. Она все может. Ее влияние на полковника безгранично. Но он знал и другое. Лида откровенно сказала ему, что мама ни за что не позволит ей бросить учебу в институте и остаться недоучкой. Так что никакие другие гарнизоны, даже самые престижные — за границей в Германии или Венгрии — им, мягко говоря, «не светят».
И Беляк весьма уважительно поблагодарил Марию Степановну за ее заботу о его дальнейшей службе. Почтительно и мягко сказал и о том, что он и Лида еще молоды, что вся жизнь у них еще впереди, что он, как молодой офицер, готов оправиться служить в любой конец страны, куда его направят, но, главное то, что он, как честный молодой человек, категорически не желает, в данный момент жизни Лиды портить ей будущее и срывать ее с учебы в институте.
Мария Степановна восприняла его слова, как отказ жениться, и рассерженно поджала губы.
— И на этом тебе благодарна, Александр…
Времени на дипломную работу, как и традиционных четырех дней на подготовку к экзаменам, выпускникам на этот раз не дали. Экзамены сдавали через день. Все в быстром режиме и строгой последовательности, без передышки.
Когда был сдан последний экзамен, Беляка пригласил е себе начальник политотдела. Александр, войдя в кабинет, доложил:
— Курсант Александр Беляк прибыл по вашему вызову!
— Я тебя не вызывал, а пригласил, — мягко и приветливо сказал полковник и указал на стул около его массивного письменного стола:
— Присаживайся, выпускник! Поздравляю с успешным окончанием!
— Спасибо, Петр Николаевич! — Беляк позволил себе отступить от принятой нормы обращения и тут же добавил. — Спасибо вам за все, товарищ полковник!
Золоторев некоторое время молча смотрел на усталое, но серьезное и счастливое лицо Александра, смотрел с двойственными чувствами. Он, как отец, желал счастья младшей и любимой дочери, но и не хотел перечить указаниям жены «упереть неблагодарного стервеца в самый далекий-предалекий военный округ». И в то же время ему откровенно нравился этот честный, открытый душою, самостоятельный молодой лейтенант с кремнистым характером, который навряд ли бы смог ужиться с властной тещей.
— Поедешь служить в Закавказский военный округ! — сказал он и тут же добавил мягким тоном, — Только одному тебе я посодействую. Ты останешься на теоретическое переучивание и освоение нового типа вертолета, боевого Ми-24.
Александр ждал от Золоторева всего, что угодно, упрека или разноса, но только не таких слов. Они прозвучали, как подарок. Беляк радостно улыбнулся:
— А за это двойное спасибо, товарищ полковник!
Беляк слышал много хороших отзывов о новом боевом вертолете, знал, что Ми-24 уже стал поступать на вооружение в воинские части. Все выпускники написали рапорта с одной просьбой — оставить в училище на переподготовку, на освоение новой боевой винтокрылой машины.
Оставили лишь 120 молодых летчиков. Последним, 120-м в списке значился лейтенант Александр Беляк.
На переучивание и освоение вертолета Ми-24 отводился ровно месяц.
Счастливых дней «голубого карантина», когда в ожидании приказа Министра Обороны СССР о присвоении им воинского звания, курсанты почти месяц красовались в новенькой офицерской форме и хромовых сапогах, а поверх лейтенантских погон на живую нитку у них были пришиты курсантские, у Александра Беляка и всего его курса просто не было.
Этот период курсантской жизни продлился всего лишь два неполных дня.
Отличникам было предоставлено право выбора места службы, а остальных — распределили. Одни направлялись в полки Центральной группы войск — в Германскую Демократическую Республику или Чехословакию, другие в Северную группу — в Польшу, третьи в группу Южную — в Венгрию, четвертые — в палубную авиацию Военно-Морского Флота, пятые — в пограничные войска, а остальные — в ближние и дальние гарнизоны, разбросанные по необъятным просторам Советского Союза.