Чернокнижник (сборник)
Шрифт:
— Ничего!.. — отозвался Мошинский. — Но эта история, в связи с новейшими открытиями, натолкнула меня на идею устройства лучевого аккумулятора. И когда я пробовал наводить аппарат на комнаты, то разбирал отдаленные, тоже знакомые как будто, голоса, шлепанье туфель, шаги!.. Но аппарат еще слаб… еще несколько месяцев, я исправлю, закончу его и тогда приглашу вас на великое торжество из торжеств!..
Недели через две я должен был уехать из Киева и вернулся в него только через полгода.
Один из первых моих визитов был к Мошинскому.
Запертую дверь в переднюю отворила приземистая, плотная, поразительно походившая на бульдога дама в коричневом старомодном платье; бурые волосы ее были собраны на затылке в виде скрученного жгута, руки сжаты в кулаки и как бы изготовлены к боксу. Вид у нее был самый энергичный.
— Вам кого?.. — спросила она угрожающим тоном.
Я назвал имя своего приятеля и себя и добавил, что уезжал и пришел его проведать.
— А, приезжий!.. — милостивей произнесла дама и отступила от двери. — Входите! А то все какие-то старьевщики лезут! Вот уж знакомства позавел себе дядюшка!
— Так вы племянница Никодима Павловича? — осведомился я.
— Да. Марьей Игнатьевной зовут меня!… Пожалуйте, милости прошу!
Она сразу преобразилась в добродушную хлопотунью и повела меня за собой.
Мы вошли в знакомую гостиную; я спросил о Никодиме Павловиче и в ответ увидал удивленный взгляд.
— Так вы ничего не знаете?! — воскликнула Марья Игнатьевна.
— Ровно ничего! Вы меня пугаете?., что же случилось?..
— С ума сошел дядя!!..
— Да вы шутите, конечно?!
— И не думаю: аппарат какой-то он все изобретал, так вот от этого! Доктора говорят, что изобретатели все полусумасшедшие!
— Где же он?
— Здесь, конечно: не отдала я его в больницу! Во второй этаж пришлось перевести — все бежать пытался из нижнего. Ведь что он натворил-то: взрыв страшный, пожар; едва успели загасить и его самого вытащить. Почему-то особенно боится столовой — с трудом приходится проводить его через нее в ванную!..
— Но, надеюсь, ненормальность у него временная, есть надежда на его излечение?
Марья Игнатьевна махнула рукой.
— Да уж изверились мы!.. Сначала буйный он был, бросался драться на людей, потом прятаться стал — мания преследование у него развилась! Ужас, что мы пережили: один раз из петли его вынули — удавиться хотел! И все умолял аппарат его уничтожить, а от него и щепки не осталось — в порошок разнесло! Теперь тихий стал, смирный, только все разговаривает с кем-то; хохочет иногда…
— Можно повидать его?
— Можно, конечно, но сейчас не советую: он будет нести такую чепуху, что ничего не понять! А вы приходите проведать его в среду — послезавтра, значит!
— Почему в среду?
— Да уж так! Доктора и те диву даются: по средам он просыпается совсем здоровым; часов с шести утра и до полудня он в полном сознании, а потом опять помутится… Каждую среду так!..
Мы побеседовали еще немного, я простился с Марьей Игнатьевной и запел.
В среду я запоздал и лишь в начале двенадцатого часа вошел в гостиную Мошинского. Он был там же и с очками на лбу что то делал, нагнувшись над столом с альбомами.
Услыхав шаги, он опустил очки и оглянулся.
— А, гость милый?!.. — возгласил он и заспешил мне навстречу. — Как я рад, как кстати вы пришли!.. пойдем, пойдемте ко мне!
Он потащил меня за рукав наверх и мы очутились в небольшой, уютной спальне с маленьким синим диваном и письменным столиком.
— Знаете, ведь я с ума сошел?.. — начал он, понизив голос и заперев дверь на ключ. Я сел на диван, он подвернул ногу и боком поместился на кровати.
— Да, да!! так думают все, между тем в действительности — я только сделался нормальным человеком, а раз в неделю кругозор мой суживается, тускнеет, я возвращаюсь в клетку! Конечно, от обычных житейских норм это далеко, по-своему люди правы!
Я незаметно всматривался в Мошинского, но никаких признаков душевного расстройства в лице его не находил: на мой взгляд, он сделался несколько нервнее, суетливее, торопливее стал говорить — и только.
— Что же случилось с вами?.. — спросил я.
Он схватился за виски и стиснул их.
— Ужас!.. Помните, я вам говорил о стене, отделяющей нас от потустороннего мира? Мои лучи по моему недосмотру внезапно вырвались и пробили ее! Я увидал все!!., доктора болтают о галлюцинациях — нет, это только скрытая от людей действительность!..
— Да что же произошло?!.. — продолжал я допытываться.
Мошинский снял очки и положил их на столик.
— Я кончил свой аппарат. Днем, в три часа, он был готов, заряжен и поставлен в кабинете на стол. Я достал из шкапа книгу и стал отыскивать нужную справку; в это время услыхал слабый треск, но не обратил на него внимания — между тем, теперь для меня это несомненно — отчего-то соединились провода в аппарате! Продолжаю читать и чувствую, что из-под локтя у меня растет что-то огромное, серое… повел глазами — у самого лица моего громадная морда чудовища — пещерного медведя с разинутой пастью! Я хотел крикнуть, броситься прочь — и не мог — замер! Потом очнулся, рванулся вбок и наступил на связанного человека в средневековом платье — он лежал весь залитый кровью; диван исчез — вместо него вижу бревно на ножках — кобылу; к ней с заткнутым ртом прикручен полуголый человек: два палача вырезывали у него ремни из спины! Я весь потом облился и назад — там в кресле сидят мощи человеческие — высокий, изможденный старик в сутане… глаза мертвые, впалые… Торквемада!… Что развернулось передо мной — не передать! Был хаос; мчались всадники, погони, охоты, резали людей, пировали, веселились, гремели крики, подходил с гривой дыбом лев, только что растерзавший негра!… Я ринулся бежать — и чуть не угодил под топор: чернобородый мужик в синей рубахе взмахнул и ударил им по голове полного барина в пестром шлафроке… я прочь!.. Аппарат попался мне под руку — я его об землю!.. Сверкнула молния, меня отшвырнуло… помню стопушечный удар грома… и я потерял сознание!..
— Аппарат, значит, погиб?
— Да, слава Богу, я бы его все равно уничтожил: нельзя человеку заглядывать за стену!..
— И больше подобных видений у вас не бывает?
— Бывает, только в тысячной доле: лучи ушли, но пробили в моем зрении брешь в потустороннее! Я теперь человек, стоящий у щелки и видящий самую малую часть океана видений и звуков. Например, вижу, что из-за спины у вас подымается черная кобра — она живет в этом диванчике…
Я в испуге сорвался с места и огляделся — так убедительно были произнесены эти слова. На диване ничего не было и я опустился обратно; внизу, в столовой башенные часы глухо и важно пробили двенадцать.