Чернуха
Шрифт:
Маша заметила как мистер Ройс возвращается, лавируя между группами писак.
– Милый, добудь что-нибудь съестного для товарища Давидовича. У них там с питанием слабовато.
– Божешь мой! Дорогой мой Ромуальд Львович, как я сразу сам не догадался. Я сей момент.
Оставшись снова наедине с Давидовичем, Маша спросила:
– Я хочу знать, как бы вы отнеслись, если я попробовала бы организовать вам и вашему товарищу побег?
– Насчет себя могу заявить твердо – выйду из тюрьмы только юридически оправданным. Это принципиально для меня. Считаю менять фамилию по национальной конъюнктуре непозволительной низостью. Мой пример должен показать это другим.
– А как отнесется к такому предложению товарищ Чернуха?
– На этот вопрос может ответить только сам Николай Васильевич. Но для него в таком повороте дела может иметься резон.
– Поговорите с ним об этом, – сказала Маша и улыбнулась мистеру Ройсу, вернувшемуся с огромным пакетом, наполненным провизией.
Давидович, подмигнув Маше, разделил содержимое пакета на две части и принялся за еду с таким серьезным и значительным видом, как будто от этого действия зависело благополучие планеты.
Ройс, заметив завистливые взгляды конвоиров из гардеробной, принес и им по бутерброду с копченой колбасой финского производства.
Пока Ройс отвозил Давидовича и конвойных назад в Лефортово, Маша, поджидая иностранца, мучительно думала, как ей встретиться с Чернухой и освободить его. Вот кто владеет настоящей информацией! Удача. Настоящая удача в ее работе. Сам Еврей внутренних дел Антон Гаврилович Хохряков понятия не имел о втором заключенном. Маша чувствовала своим женским нутром, что попала в центр интереснейших событий в Москве. Но надо быть осторожной. Влюбленность Ройса не помешает разделаться с ней, если он сообразит, с кем имеет дело. Как подобраться к Чернухе?! Скова просить Ройса? Захочет ли он? Маша не была уверена в том, что ставить Ройса в известность о втором политическом заключенном целесообразно.
Очаровательная головка Маши начала раскалываться от такого количества сложных и рискованных мыслей, и она не сразу заметила Ройса, который уже сидел рядом.
– Моя Кристина в мыслях уже пишет свой роман для газеты.
– Извини, дорогой, я даже не имею сил выразить тебе благодарность за твой подвиг! Привести единственного политического заключенного из тюрьмы для интервью может только Ройс…
И Маша, положив руки на плечи иностранцу, пока-ала ему свою неотразимую улыбку.
– Божешь мой! Дорогая Кристина, на что я мог бы рассчитывать, если сказал бы тебе, что кроме Давидовича в тюрьме имеется еще один политический узник?
– Тебе об этом сказал Ромуальд Львович? – побледнела Маша.
– Ромуальд Львович об этом никому не станет говорить. Ему дорога жизнь последнего представителя гордого рода Давидовичей. О втором заключенном знают всего несколько человек в Московской России, в том числе я и президент. Поверь мне, дорогая Кристина, что даже твои прекрасные глаза не смогли бы заставить меня раскрыть тебе эту тайну. Но у меня есть план. Ты получишь настоящую сенсацию, а моя ставка так велика, что, божешь мой, пока и думать очень волнительно! Но ты мне, я тебе. Мне нужна помощь.
– Я сгораю от нетерпения, – румянец Маши выдал ее волнение.
Ройс в эту минуту, забыв о любви, как гончая, бегущая по горячему следу, перебирал в мыслях различные варианты дела.
– Здесь не место для такого разговора. Поедем туда, где подслушать нас будет невозможно.
Попасть на Воробьевы горы было реально только по Красному мосту. Остальные мосты или находились в аварийном состоянии или новее развалились. Несколько лет назад в самом конце двадцатого века обрушился метромост. Произошло это на редкость удачно. Тяжелый товарный состав с мрамором добытым на станциях метрополитена, успел проскочить. Мост рухнул за ним. Жертв не было. Утонула лошадь с телегой. Извозчик выплыл.
Ройсу пришлось сбавить скорость на набережной. Люди отрывали доски от забора, окружавшего заброшенную стройку.
Взорванный в тридцатых годах прошлого века храм Христа Спасителя в середине девяностых начали, было, строить заново. Но, подняв две стены, стройку пришлось прекратить. Не было цемента и кирпича. Теперь с недостроенной кладки мальчишки ловили карасей в остатках бассейна «Москва».
«Бассейн наполовину разрушили, храм наполовину построили», – отметил про себя Ройс, выруливая на мост.
Иностранец, автоматически отмечая ориентиры, обдумывал план разговора с девушкой. Осторожно проехав мост, Ройс свернул на проспект Мессии, бывший Ленинский, и нажал на стартер. Проспект был единственной, более менее, приличной автострадой.
Маша тоже смотрела в окно. Но девушка не видела окрестностей. Как быть? Надо срочно передать полученную информацию в Петербург. Необходимо найти предлог, чтобы оторваться от Ройса. Какое дело хочет предложить ей иностранец?.. А, может проверка? А если Ройс заподозрил что-нибудь? Маша прекрасно могла выполнить любое поручение, но, как большинство женщин, она боялась и не любила принимать собственные решения.
«Полонез» у шел вправо на улицу Благовещения, бывшую Косыгина. Асфальт скоро закончился. Ройс, затормозив, распахнул дверцу, но с кресла не сдвинулся.
– Милая Кристина, сначала о самом главном. Ваша внешность и нежное сердце, божешь мой, сделали меня инвалидом. Я хочу предложить вам то, что еще никому не предлагал.
– Я поняла, что вы хотите доверить мне большую государственную тайну, – тихо произнесла Маша.
– При чем тут тайна… Впрочем, дойдем и до тайны, но сперва о самом главном. Я хочу предложить вам изменить фамилию.
Маша побледнела, решив, что это провал. Неужели, Ройс расшифровал ее.
Заметив, что девушка сильно побледнела, Ройс самодовольно улыбнулся, истолковав ее волнение проявлением чувств.
– Я хочу предложить вам стать миссис Ройс.
Маша некоторое время смотрела на иностранца расширенными зрачками, затем краска вернулась к ее щекам и девушка расхохоталась.
– Вы считаете мое предложение столь комичным, – вспыхнул Ройс.
– Дорогой Ройс, зачем было так далеко ехать и напускать столько таинственности. Мы же с вами прекрасно понимаем друг друга. Намекнули бы за ужином, я бы денек подумала, а там, глядишь, и согласилась…