Чернуха
Шрифт:
Японец служил в фирме по договору больше года и через месяц, по истечении контракта, должен был вернуться домой во второй по величине город после Токио. Город, где последние десять лет обитала в своем небольшом особнячке семья Насимото, носил название Сэкай и стал сорок седьмой префектурой государства. Вряд ли теперь кто-нибудь мог признать в этом уникальном творении XXI века наш старый Владивосток. Сэкай, что в переводе означает мир, был по договору передан японской стороне с условием, что та не будет там ни размещать, ни производить оружие. Японцы договор исполняли и мирное название города не носило характера насмешки. В плату за аренду Страна восходящего солнца обещала выдавать всем жителям восточных районов России двести граммов риса в сутки и полкило рыбы. Обязательства выполнялись и, кроме того, в знак теплых чувств японцы выдавали соевый соус за свой счет…
Якуто Насимото никак не помышлял, что попадет в мешок за свое безобидное хобби. Он любил растения, что не редкость для японских мужчин.
В стене родильного дома им. Грауэрмана, испокон веков принимавшего москвичей, появившихся на свет в районе Арбата и Никитских ворот, раздвинув кирпичи, смело потянулась к свету молодая березка. Насимото имел квартиру напротив, и с трогательно теплым чувством наблюдал, как этот символический российский росток пробивает себе в кирпичах дорогу к жизни. Потом японец стал каждый день поливать растение и подкармливать его специальными удобрениями, которые жена присылала ему из Сэкая. За год деревце заметно окрепло, и Якуто Насимото, сообщая шефу деловые отчеты, всегда приписывал несколько иероглифов о самочувствии деревца. Была даже шутливая договоренность, что следующий служащий продолжит доброе дело Якуто.
И вот сегодня, ничего не подозревающий Насимото, взял маленькую леечку, насыпал в нее содержимое питательных порошочков, взвешенных предварительно на микрочувствительных весах столетней давности, и, залив туда теплой отстоенной воды, отправился в домашних туфлях и халате к своей березе. Береза любила кирпичи на высоте более полутора метров над тротуаром, и Насимото, чтобы дотянуться до деревца, прихватывал и маленькую скамеечку из бамбука. Он любил постоять на ней, разглядывая и измеряя ствол деревца. Якуто поставил скамеечку возле стены родильного дома и только хотел шагнуть на нее, как его схватили, заткнули рот чайным полотенцем не первой свежести и запихнули в мешок. Последнее, что заметил изумленный японский специалист, была перевернутая леечка. Из лейки на асфальт вытекало питательное содержимое. Трудно сказать, о чем думал Якуто Насимото, путешествуя в мешке на спине верзилы по центру Москвы. Ведь известно, как загадочна и непонятна психология этого удивительного народа для сознания европейца…
Но, если Якуто связывал свое теперешнее положение со своим безобидным хобби, он, конечно, ошибался. Причиной его похищения стала плоская бутылка с настоящим шотландским виски.
За неделю до описанного события один из служащих, охранявший в первом номере бывших центральных бань покой редактора газеты «Совесть народа», оставшись на минуту один, достал из заднего кармана плоскую бутылку шотландского виски. Он даже сделал три значительных глотка и хотел, было, спрятать бутылку, как из парной появился Дыбенко. Редактор успел заметить, чем занят служащий.
Пить в рабочее время категорически запрещалось. Злые языки распускали слухи, что в редакции собрались алкоголики и уголовники. Служащий, по фамилии Нуреев, позволил себе выпить спиртного в рабочее время. Но, мало этого, пил он не самогон, а благородный шотландский напиток. Такие напитки, если и конфисковывались у посетителей редакции, то должны были немедленно передаваться Дыбенко для представительских целей. Но по тому, как смутился Нуреев, Дыбенко завладело подозрение в какой-то более крупной вине служащего. Как ни строги порядки в обществе, за подобный проступок можно было схлопотать по морде от редактора или подвергнуться изъятию напитка. Чего служащие не любили, но особенного страха не испытывали…
Нуреев же очень побледнел и как-то бестолково уселся, подняв колени выше подбородка. Дыбенко не любил, когда его долговязые телохранители стояли перед ним, глядя сверху вниз на редактора. Дыбенко рост имел средний, но рядом со служащими казался карликом. И сейчас в поведении подчиненного редактор уловил необычное волнение.
Дыбенко достал из внутреннего кармана стреляющую иглу со снотворным. Тихий щелчок и здоровенный детина мгновенно отключился. За пять минут, что служащий спал, он был обыскан с головы до ног. В кармане Нуреева Дыбенко обнаружил двадцать марок валюты Соединенных Штатов Европы и банковскую карточку с именем Ройса. Опустив в банковский автомат, владелец карточки получал двадцать пять марок в сутки в любом конце света. Такая система дорожного финансирования туристов существовала много лет, и Дыбенко быстро сообразил, что это значит. А значило это, что его служащий, который был обязан следить за Ройсом, стал предателем. Ройс служащего перекупил.
Когда связанный Нуреев пришел в себя, ему объяснили положение дел. Нуреев, бывший баскетболист, ставший телохранителем Дыбенко и продавший его, на жизнь рассчитывать не мог. Поэтому, чтобы получить, хотя бы небольшой шанс, чистосердечно раскаялся во всех грехах. Рассказал и о механических подругах Ройса…
Нуреева запихнули в чулан, где много лет хранились дубовые веники для банных радостей старой Москвы. Судьбу Нуреева в парильной первого номера бывших Центральных бань решали двое – Дыбенко и учредитель Корзухин.
– Что тут думать, – сказал редактор, сильно обиженный предательством телохранителя. – Утопить в старой канализации. Пусть говно в говне и дохнет.
– Не горячись, Толик, – ответил учредитель. (Только два человека в обществе «Совесть» могли по имени обращаться друг к другу). – Не горячись. Все они подонки… – продолжал Корзухин, запихивая в печь сухой веник и поджигая его. – Утопить человека никогда не поздно. Надо найти контакт с девочками Ройса. Пусть Нуреев, спасая шкуру, выследит дельного служащего из «Роботосервиса» и мы заставим того «повлиять» на девчонок. Попортить им механику… А потом воспользуемся твоей идеей о старой канализации уже для двоих.
– Ну и голова у тебя, Петрович, – с завистью прищелкнул языком редактор и велел развязать и привести к ним Нуреева…
Нуреев с радостью взялся искупать вину. И теперь, неся по центру Москвы мешок со служащим японской фирмы Якуто Насимото, специалистом по сервисному обслуживанию роботов японского изготовления, бывшему баскетболисту не приходило в голову, что его судьба и судьба Якуто Насимото, по замыслу шефов, ведет к люку старой, давно не работающей сточной системы столицы Московского Российского государства…
Глава XI
В эту ночь Маша Невзорова заснуть так и не смогла. Утром, спрыгнув с постели, девушка стояла перед зеркалом в костюме Евы и внимательно себя разглядывала. Старое, вековой давности, трюмо отражало ее прелести в трех ракурсах.
Ночь перед операцией Маша решила провести у своей двоюродной бабки. Выход на улицу в четыре утра из отеля «Берлин – Савой», где разведчица уже вторую неделю имела от фирмы Ройса комфортабельный номер, мог вызвать подозрения. Теперь Маша, разглядывая себя в стареньких зеркалах, старалась понять загадку своего очарования… Не такой простак мистер Ройс, если решил организовать побег Николая Васильевича Чернухи только для того, чтобы Маша вскружила инженеру голову. Сперва Маша выслушала это предложение от коммерсанта с чувством омерзения. Использовать ее как приманку, да еще самому при этом клясться в нежных чувствах и просить руки… Но, поразмыслив, Маша пришла к выводу, что это для нее как разведчицы, серьезный шанс и согласилась.