Черные банкиры
Шрифт:
Надвигались сумерки. Стал моросить дождь. В бесконечных осенних дождях тоже есть свой смысл: земля очищается, смывает с себя все ненужное, освобождается от гнили и болезней. А потом все повторяется весной, и снова будет солнце, тепло, и почва станет родить.
«А что я делаю в этой жизни? – отрываясь от бумаг, вдруг подумал о себе Грязнов. – Ни жены у меня, ни детей. Как сорняк придорожный – то меня лягнут, то я кого-нибудь зацеплю. Ни к кому душой не прикипел. Никто и ко мне не приклеился. Слава Богу, есть работа и друзья-однополчане. А что будет, когда уйду на пенсию? Буду, как Моисеев, мучиться одиночеством? Что ж, такова
Грязнов взглянул на часы, Тамара задерживалась. Она появилась только через час, когда уже совсем стемнело.
– Пойдем в машину, пора домой. А то опять влипнешь в какую-нибудь историю. В Москве с тобой такого наверняка не случалось?
– Всякое бывает и там, скучать мне не приходится.
Они сели в машину, поехали к дому Тамары. Руки ее подрагивали на руле. Вячеслав положил свою ладонь на ее руку, так они и ехали, словно управляя машиной вместе.
В подъезде было темно, на ощупь поднялись на второй этаж.
– Почему у вас так темно? – спросил Грязнов.
– Наверно, лампочка перегорела.
– И ты не боишься ходить одна?
– Боюсь, но деваться некуда.
В темноте она долго не могла попасть в отверстие замка ключом, Вячеслав посветил зажигалкой, и дверь наконец отворилась.
Квартира было просторной, двухкомнатной, ухоженной, по-женски чистой, нигде не валялось никаких лишних вещей.
– Хорошо, будто в храме, – сказал Грязнов. – Ты, вижу, отличная хозяйка?
– Стараюсь. Это и несложно. Я одна, мусорить некому. Никакой живности, как теперь принято, не держу. Жалко мучить животных в четырех стенах.
– А куда твоя мама уехала?
– К брату. У него родился второй ребенок, поехала помочь на первых порах. Характер у нее очень покладистый, она там долго сможет прожить. Господи, Слава, да раздевайся же! Ты мой гость. Вешай пальто, чувствуй себя как дома. Я рада тебя видеть у себя, – Тамара светло улыбнулась и потянулась к нему доверчиво и открыто. – Теперь мне хорошо, пойду на кухню, приготовлю ужин, а ты отдохни пока, – сказала она, освобождаясь из его объятий.
Грязнов сел на диван, включил телевизор, стал слушать пение казачьего хора. Потом начались краевые новости, очень напоминавшие давние советские времена, когда говорилось об урожаях, о работе предприятий, а о конкретных нуждах человека забывали. Казалось, ничего не изменилось здесь, в провинции.
– Вот и я! – Тамара вошла в комнату с подносом, уставленным тарелками. – Возьми салфетку, вот она, на спинке кресла, и, пожалуйста, застели стол.
Вячеслав послушно выполнил указание. В одну минуту тарелки были расставлены на столе, Тамара принесла бутылку шампанского.
Во время ужина Грязнов рассказал Тамаре о своей сегодняшней более чем странной встрече с русскими патриотами. Она внимательно слушала, сжимая ладонями виски. Глаза ее были полны страдания. И Грязнов понял, что ее томило.
– Кстати, я поинтересовался у этих мужиков, не они ли выкрали Рустама. Ответ был отрицательный. Причем характеристику Такоеву они дали весьма уничижительную. И как работнику, и, кстати, как человеку. Вот тут я не понял почему. Может, ты объяснишь? Они еще намекнули, что причину его исчезновения надо поискать в Фонде содействия милиции. Но я не совсем понимаю, какая во всем этом связь, может, ты мне объяснишь?
– Ну что же здесь непонятного? –
– Послушай, но как ты могла вообще связаться с Рустамом? – В тоне Грязнова звучала откровенная ревность.
– Трудно объяснить. Я его уважала и побаивалась. Он бывает неукротим и страшен в гневе… А потом он долго приручал меня к себе, постоянно уговаривал узаконить наши отношения. Но я все откладывала, чего-то ждала. Возможно, тебя, – она тихо засмеялась.
– Не понимаю. Ты любила его?
– Он спас мне жизнь. Разве этого мало? Он старался быть мне другом, старшим братом, отцом. Я даже порой уставала от его опеки. Старалась вырваться, уйти, но все было напрасно. Он приходил и повторял без конца, что я ему нужна. Я вспоминала о своей обязанности платить ему за мое спасение.
– Кошмар! – простонал Грязнов. – Но что будет дальше? А если он завтра придет опять?…
– Я вынуждена буду слушать его. Возможно, подчиняться его настойчивости…
– Ты не права, Тома. Спасти тебя было его долгом. Только и всего. Не стоит из-за этого факта возводить его в кумиры. К тому же он сам говорил, что и ты в свое время спасла его. Вы квиты. Тебе надо забыть о прошлом!
– Ах, Слава, любовь мою к тебе я тоже вынесла из прошлого! Поэтому что и как я могу забыть?
– Девочка моя, ты должна сама принять решение. Так нельзя жить.
Она долго молчала, потом сказала:
– Слава, ты через несколько дней вернешься в Москву, а я останусь здесь. И неизвестно, до чего еще додумаюсь, на что решусь от тоски и одиночества.
– Мы можем уехать вместе.
Но Тамара ничего не ответила.
Длинная осенняя ночь пролетела как одно мгновение. Они уснули только под утро, а потому, забывшись сладким сном, проспали.
Первой пробудилась Тамара, заохала, что опаздывает на работу. И через пять минут они уже стояли одетые и готовые покинуть комнату, принесшую им неожиданное и подзабытое счастье.
На улице Грязнов наконец увидел слабые лучи солнца, пробивающегося сквозь серые тучи.
– Здравствуй, солнце! – сказал он. – Рад тебя видеть.
Но оно тут же исчезло. Грязнову подумалось, что вот так и его счастье: выглянет из-за тучи и сразу же прячется.
Через несколько минут они подъехали к зданию военной прокуратуры, вошли в подъезд и, словно незнакомые, под испытующим взглядом дежурного разошлись – каждый в свою сторону.
Хмурый майор Овражников сидел в кабинете и, когда вошел Грязнов, даже не поднял глаз. Сухо поздоровался.