Черные банкиры
Шрифт:
Овражников сел за руль, Грязнов устроился рядом, машина легко тронулась. Вячеслав краем глаза заметил, что Тамара смотрела в окно, махнула ему рукой. Этот обычный жест вернул его в прошедшую ночь.
– У вас счастливый вид, – заметил Овражников. – Хорошо выспались?
– Вид обыкновенный. Я просто оптимист по натуре. Так и живу. Утром счастлив, вечером голоден и зол.
– А мне что-то не спалось. Сны какие-то тягостные, нудные. Проснусь, чтобы избавиться, усну – опять то же самое снится. Словно предчувствие какое-то мучит. Вас поднял ни свет ни заря.
– Ничего, Виктор
– У вас действительно такое ощущение? Или здесь говорит нечто иное?
– Нет, уверяю вас, я никогда дело не путаю с личным. Да и потом, сколько веревочке ни виться, а все приходит конец, – сказал Грязнов. – Думаю, рано или поздно, но правду мы узнаем.
– Правда может всплыть и через десятилетия, но кого же она в таком случае устроит?
– Не стоит так уж пессимистично смотреть на жизнь. Ну, случаются «висяки», куда от них деться? Меня в данном случае другое волнует: зачем Рустам собирал материалы о Русском единстве и казачестве? Ведь это же такая липовая подставка с русскими патриотами, которые из-за какой-то взрывчатки зарезали русских же солдат! Словно все улики были стерты нарочно. И следы сознательно затоптаны. А я ведь тоже знал Рустама исключительно с хорошей стороны… Но – время! Оно способно сделать с человеком что угодно. В общем, как я понимаю, нам обоим нужен сейчас Рустам.
Грязнову подумалось еще, что наконец уж в этот Новый год он не будет мыкаться по друзьям, а проведет его с Тамарой. Нарядят маленькую елочку, украсят мишурой комнату, поставят на стол шампанское и закуски – будет тихий семейный праздник, каких у Вячеслава не было уже много лет.
– Виктор Онисимович, а вы ведь не зря меня подозревали. Я вынужден буду совершить диверсию в вашем городе, – сказал Грязнов.
Овражников удивленно и подозрительно выгнул бровь:
– О чем это вы?
– Хочу умыкнуть-таки у вас Тамару Кузнецову. Когда мы с ней снова встретились, поняли, что старые чувства живы. И все может быть замечательно!
– Ах, вот вы о чем! – засмеялся Овражников. – Попробуйте! Только она ведь и Рустаму нравилась. Мы все это знали и ждали, что они вот-вот поженятся.
– Нехорошо, конечно, получается. Я словно воспользовался его отсутствием. Но все зависело от нее. Кажется, она выбрала меня.
– Ну что ж, – заметил Овражников, – рад буду за вас. Женщина в конце концов должна оставаться женщиной, а не бойцом, так сказать, с преступностью. Пусть она рожает детей, готовит борщи и котлеты, а в милиции замена ей наверняка найдется…
Впереди показалась Грачевка. Уже совсем рассвело. С востока в окна машины заглядывало солнце. Едва поднявшееся над холмом, оно лежало на самой его вершине и, казалось, вот-вот не удержит равновесия и скатится по пологому спуску в низину.
– Люблю встречать восходящее солнце, – сказал Овражников.
– Я тоже. Такое впечатление, что с его лучами в душу проливается свет и энергия добра.
– Вы философ, Вячеслав Иванович. И видно, крепкий орешек, раз профессия вас не испортила.
– Упрямец я, зубами держусь за то, чем дорожу. И никакая мода на меня не действует. Влез вот в кожаное пальто и ношу его уже лет десять. И пока не развалится – не сниму.
Улицы Грачевки были пустынны, машина быстро пересекла селение и достигла дачного поселка. Еще с улицы они заметили неладное: штора в одном из окон на втором этаже моталась на ветру.
– Что-то случилось, – сказал Овражников, выскакивая из машины.
Грязнов молча шел за ним. Овражников взбежал по ступенькам, прошел по коридору и на кухне увидел лежащих на полу сотрудников военной прокуратуры. Они были расстреляны через окно. Под стол закатилась кастрюля с вареным картофелем.
– Господи! Что же это такое! – Овражников беспомощно оглянулся на угрюмо молчащего Грязнова.
– Простите, Виктор Онисимович, но теперь я уже уверен, что нет и не было никаких русских патриотов, а есть Рустам Такоев, который понял тоже, что у веревочки имеется конец. Как его старательно ни прячь.
– А вдруг это провокация? Те же боевики похитили и его, а теперь как бы от его имени творят зло?
– Нет. Я не верю в это! Фоторобот появился не случайно! – твердо заявил Грязнов. – Пойдемте посмотрим в остальных комнатах, и надо срочно вызывать оперативно-следственную группу, то есть ваших же следователей и ребят из краевой милиции.
Они поднялись на второй этаж, зашли в спальню, но сорочки, той самой, которую Овражников вчера держал в руках, там уже не было.
– Пропала его сорочка. Только он сам мог вспомнить о ней, никто чужой не стал бы обращать внимание на эту тряпку, – отметил Грязнов.
Овражников молчал, но на душе у него была темная ночь.
Дежурный военный следователь опрашивал соседей: не видел ли кто чего? Потом составлял протокол осмотра места происшествия. Судебный медик хлопотал над трупами погибших, криминалист бегал с фотоаппаратом и снимал с дверных ручек, подоконника пальцевые отпечатки. Все это действовало на Овражникова угнетающе. Он взглянул на Грязнова, сказал:
– Мы здесь, к сожалению, уже ничем помочь не можем. Я в полной растерянности, никак не могу взять в толк, за что же их убили?
– Не хочу предугадывать событий, но я посоветовал бы вашим сотрудникам произвести тщательный обыск в доме и на усадьбе – на предмет всяких подвалов, погребов и прочего. У Такоева была великолепная «крыша» – ваша военная прокуратура. Лучше для темных дел и не придумаешь. Если я прав, здесь наверняка найдут следы оружия или наркотиков. А виновниками этого убийства, косвенно конечно, являемся мы с вами. Видимо, здесь у них хранилось что-то чрезвычайно важное. Чтобы это забрать, следовало убрать засаду. А ребята оказались слишком беспечными. Увы. Проследите цепочку: украли взрывчатку, взорвали банкира, я приехал по этому делу, преступники засуетились, опасаясь возмездия, пошли новые преступления. У вас, между прочим, хорошая интуиция. Вы первым ощутили, что от меня исходит некая угроза. Но повторяю: не прямая, а только косвенная.