Черные боги, красные сны
Шрифт:
Смит опустил глаза, потряс головой, которая все еще слегка кружилась от всего пережитого, и наклонился к тому, что до сих пор продолжал держать в руках. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что случилось. Он разжал руки, и жалость на мгновение затуманила его взор. Сомнений не было: Эпри теперь свободна, она наконец обрела ту свободу, которой страстно желала, безумие ее кончилось, страшная опасность, которую она представляла собой, исчезла. Никогда больше Джулхи и ее сторонники не войдут сюда через эти врата. Они закрылись навсегда.
Холодный серый бог
Снег мел по улицам города, который носил название Ригха и раскинулся на одном из полюсов Марса. Неприятный снег,
Только один человек на этой улице никуда не торопился. Судя по фигуре, это была женщина, и по походке и высоко поднятой голове можно была без труда догадаться, что женщина эта молода, но это была бы не более чем просто догадка, поскольку меховое пальто, в которое она закуталась, скрывало линии ее тела, а остроконечный капюшон прятал ее лицо. Пальто было сшито из выделанной шкуры почти уже исчезнувшего животного — снежной кошки, водившейся на соляных равнинах планеты, гладкий лоснящийся мех которой был безупречно белым, поэтому можно было предположить, что женщина эта далеко не бедна. Она шла грациозной покачивающейся походкой — такую походку нечасто можно встретить на улицах Ригхи. Ведь Ригха — город преступников и изгоев, и молодые женщины, богатые и красивые, и вдобавок без сопровождения,— зрелище здесь крайне редкое.
Она медленно шагала по широкой неровной мостовой, и ее длинное пальто с капюшоном придавало ей весьма загадочный вид. Она казалась существом совершенно чужеродным на фоне унылого, безрадостного городского пейзажа. Эта гибкость, упругость каждого ее движения, красноречивость которого не могли скрыть даже складки ее богатой шубы из меха столь дорогого животного, говорили о том, что женщина эта не марсианского происхождения: марсианки выглядят совсем иначе, даже розовые красавицы с каналов.
Из-под капюшона, скрывающего ее лицо, напряженный, ищущий взгляд обшаривал улицу и жадно всматривался в лица редких прохожих. По большей части лица эти обладали резкими, грубыми чертами и были унылы и неприветливы... впрочем, в этом сером, мрачном городе было бы странно встретить иное лицо. И глаза, с которыми она встречалась взглядом, дерзкие или проказливые, в зависимости от характера прохожего, были странным образом похожи друг на друга какой-то своей хитрецой или даже вороватостью, в них мелькала тень некоей настороженности и тревоги. Они смотрели на тебя так, будто либо что-то украли, либо потеряли и хотели бы спросить, не нашел ли ты их потерю. Мужчины прибывали в Ригху чаще всего потихоньку, окольными путями и старались жить уединенно и тихо, особенно не демонстрируя здесь свое присутствие. И в глазах их всегда таилась настороженность.
Взгляд девушки не задерживался на них: скользнет — и порхнул дальше. А если кто из них останавливался, оборачивался и смотрел ей вслед, она, похоже, и не догадывалась об этом. Да ее это не очень-то и беспокоило. Она неторопливо продолжала свой путь по булыжной мостовой.
Вдруг впереди в одном из домов распахнулась широкая низенькая дверь и изнутри вырвался шум голосов, звуки музыки; мягкий свет струился из помещения, окрашивая серый день в более веселые оттенки. Какой-то человек шагнул через порог и с треском захлопнул дверь за собой. Краем глаза она наблюдала, как он стал затягивать пояс на своей шубе из шкуры полярного оленя, а потом быстро зашагал по улице. Он был высок, смугл, как выделанная кожа, под шапкой, сшитой также из шкуры полярного оленя и надвинутой
Девушка, увидев его, уверенно двинулась навстречу. Он смотрел, как она покачивающейся, упругой походкой приближается к нему, и лицо его даже не дрогнуло. Но когда она положила свою молочно-белую ладонь на его руку, он слегка вздрогнул от неожиданности, но быстро унял невольную дрожь. Волна раздражения пробежала по его лицу, но быстро исчезла, словно едва заметное сокращение лицевых мышц смутило его. Он повернул к ней совершенно бесстрастное лицо. Глядя на нее холодным взглядом, он ждал.
— Кто вы? — прозвучал воркующий бархатный голос из глубины капюшона.
— Нордуэст Смит,— твердо ответил он, и губы его снова крепко сжались.
Он слегка от нее отстранился — ладонь ее все еще покоилась на его правой руке, кисть которой он держал в кармане пальто. Он отодвинулся достаточно для того, чтобы освободить свою руку, и продолжал ждать, что будет дальше.
— Не хотите ли пойти со мной? — Голос ее под капюшоном и в самом деле звучал словно воркование голубя.
На короткое мгновение глаза его остановились на ней оценивающим взглядом: в груди его боролись два чувства — осторожность и любопытство. Смит был человеком осмотрительным, он привык к опасностям, которые подстерегают пилотов космических кораблей на каждом шагу, и всегда старался вести себя благоразумно. Он ни на минуту не впал в заблуждение относительно ее намерений. Перед ним стояла не простая уличная женщина. Женщине в такой дорогой шубе из меха полярной кошки нет нужды приставать к незнакомым мужчинам на улице, даже если это и главная улица города.
— Что вам нужно? — спросил он.
Голос его был низким и грубым, и слова звучали отчетливо и с некоторой долей сарказма.
— Пойдемте,— снова проворковала она, подвинулась к нему поближе и просунула ладонь ему под руку,— Я скажу вам об этом, когда мы придем ко мне домой. У меня тут есть дом, а на улице так холодно.
Смит покорился и позволил ей увлечь себя вперед по улицам Лакклана; он был так озадачен и удивлен, что не стал сопротивляться. Этот, казалось бы, ничем не примечательный ее поступок поразил его до крайности. Шагая бок о бок с ней по булыжной мостовой Лакклана, он уже подумывал, что его первое суждение о ней было не совсем верным. Пожалуй, если судить по этому глубокому гортанному звуку ее голоса, который и в самом деле напоминал сочное голубиное воркование, по молочной белизне ее кисти, лежавшей на его руке, и по легкой покачивающейся походке, он мог совершенно не сомневаться, что она родом с Венеры. Никакая иная планета не порождает такую красоту, нигде больше женщины не рождаются с таким мощным инстинктом обольщения в крови, как на Венере. И еще ему смутно показалось, что голос ее ему знаком, кого-то ему напоминает.
Но нет, если бы она родилась на Венере, она бы никогда не взяла его под руку жестом, так мало похожим на интимный, она старалась бы переломить его колебание просто одной силой собственного обаяния. Одно его движение, когда он попытался убрать ее руку со своей, предостерегло бы истинную венерианку от дальнейших шагов к сближению. Она бы поняла по одному лишь взгляду его неподвижных глаз, по волчьему, покрытому шрамами лицу, по плотно сжатым губам, что если у него и есть слабые места, то они ей просто не по зубам. И если б она была той женщиной, какую он в ней подозревал, все это было бы вдвойне правдой. Нет, она не могла быть венерианкой, как не могла быть и женщиной, о которой напомнил ему ее голос.