«Черные кабинеты» История российской перлюстрации. XVIII - начало XX века
Шрифт:
Постепенно появились специальные обзоры перлюстрированной корреспонденции. Одним из первых таких примеров была «Книга по частным сведениям», подготовленная в 1857 году на основании более чем 300 перлюстрированных писем 1137 . При Александре III государю представляли ежегодные всеподданнейшие отчеты о деятельности перлюстрационной части в империи. Они содержали «свод всех наиболее выдающихся извлечений из частной корреспонденции, представляя… обзор внутреннего и внешнего положения империи… и деятельности всех министерств за данный год». Объем этих сведений не был постоянным. Если отчет за 1886 год составлял один том, то за 1887-й – три тома. На каждом отчете имелась пометка императора об ознакомлении с перлюстрацией. Например, первый том отчета за 1887 год был возвращен 14 марта 1888-го, второй – 25 марта 1888-го, третий – 28 марта 1888 года 1138 .
1137
Черняк
1138
ГАРФ. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 1002. Л. 126.
Такая же практика сохранялась и при Николае II. В условиях нарастающего кризиса политической системы в начале XX века, при слабости Николая II как государственного деятеля, министры стали использовать перлюстрацию в качестве орудия личностной или ведомственной борьбы. Например, по показаниям от 12 мая 1917 года бывшего директора ДП и товарища министра внутренних дел С.П. Белецкого,
министр внутренних дел мог не дать копии тех писем, которые могли быть интересны председателю Совета министров. <…> [Б.В.] Штюрмер, будучи председателем Совета министров, не имея еще портфеля министра внутренних дел, потребовал от [А.Н.] Хвостова, чтобы вся перлюстрация шла первоначально к нему. <…> Список этих лиц передавался… [М.Г.] Мардарьеву. <…> министры [внутренних дел] перлюстрировали [так в тексте] письма, когда их интересовали отношения лично к ним тех или других сочленов по кабинету. <…> Министру [А.Н. Хвостову] посылались средним числом в день от 20 до 25 писем… иногда бывало больше сорока 1139 .
1139
Там же. Д. 232. Ч. 1. Л. 71, 74.
Известный авантюрист и многолетний сотрудник российских спецслужб И.Ф. Манасевич-Мануйлов на допросе 20 июля 1917 года показал, в частности, следующее: председатель Совета министров С.Ю. Витте в конце 1905-го – начале 1906 года констатировал, что министр внутренних дел П.Н. Дурново сообщает ему не все перлюстрированные сведения 1140 . А.Н. Хвостов, министр внутренних дел в сентябре 1915-го – феврале 1916 года, на допросе 18 марта 1917 года уверял – перлюстрация шла к товарищу министра С.П. Белецкому, а «потом – частью – попадала ко мне: то, что Белецкий считал нужным мне дать» 1141 . О возможности использования перлюстрации в подковерной борьбе начала XX века говорил на допросе 10 июля 1917 года также бывший товарищ министра внутренних дел и государственный секретарь С.Е. Крыжановский. Отметив, что П.А. Столыпин «ставил под надзор даже своих родственников», Крыжановский добавил: «Никто не был гарантирован, что ему не подсунут письма, включив в него две-три фразы» 1142 .
1140
Там же. Д. 1000. Л. 66.
1141
Падение царского режима: Стенографические отчеты допросов и показаний, данных в 1917 г. в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства. Т. 1. Л., 1924. С. 17.
1142
ГАРФ. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 294. Л. 70.
Но даже с учетом этих нюансов я считаю, что в целом массив перлюстрации давал достаточно объективную картину реальных настроений политически активного, образованного российского общества.
Какие же цели ставила власть перед сотрудниками «черных кабинетов»? Как эти цели достигались? Можно сформулировать несколько основных задач, которые стояли перед российской системой перлюстрации с начала XIX века:
1. Контрразведывательная функция: наблюдение за перепиской иностранных дипломатов и иностранцев, борьба с иностранным шпионажем.
2. Выявление реальной или мнимой антиправительственной деятельности, обнаружение заговоров и различного рода тайных организаций.
3. Обнаружение различного рода служебных и экономических злоупотреблений: контрабанда, финансовые нарушения, коррупции; контроль за чиновниками всех уровней.
4. Изучение реальных настроений различных групп населения.
5. Обнаружение и изъятие антиправительственной литературы, пересылаемой по почте.
Таким образом, можно сказать, что последние четыре задачи являлись частью системы политического
система регулярного сбора и анализа информации различными ветвями государственного аппарата о настроениях в обществе, отношении различных его слоев к действиям властей, о поведении и намерениях экстремистских и антиправительственных групп и организаций. Политический контроль всегда включает несколько основных элементов: сбор информации, ее оценку, принятие решений, учитывающих настроения общественных групп и призванных воздействовать в нужном для властей направлении, а также политический розыск (сыск) и репрессии при наличии угрозы (реальной или мнимой) государству и обществу 1143 .
1143
Измозик В.С. Предисловие // Жандармы России. С. 5.
В данной главе я попытаюсь, исходя из сформулированных выше задач системы перлюстрации и ее роли в осуществлении политического контроля, показать, как реализовывались эти задачи на практике в течение многих десятилетий. Однако эффективность перлюстрации дипломатической переписки здесь анализироваться не будет, так как об этом было сказано в третьей главе.
Также надо отметить, что на протяжении XIX века перлюстрированные письма или выписки из них докладывались непосредственно императору, а дальнейшие действия спецслужб зависели от резолюции его величества. Надпись «Кто такой?» требовала установить данные об авторе письма и о том, кому оно адресовано. Если в письме сообщалось о тех или иных злоупотреблениях, нарушениях предусмотренного порядка, то царственный карандаш мог предписать сообщить об этом тому или иному министру как «дошедшие сведения». В таком случае руководитель ведомства должен был провести собственное расследование и доложить государю о его результатах.
Иногда в связи с этим возникали курьезные ситуации. Министру народного просвещения А.С. Норову по распоряжению Александра II была сообщена фраза из письма казанского педагога Б.И. Ордынского – о том, что «многие учителя в Казани ведут себя не соответственно своему званию» (Ордынский писал профессору Московского университета О.М. Бодянскому). III Отделение ждало от министра принятия мер. В ответ министр указал, что сообщенные сведения «по неопределенности своей поставляют меня в крайнее затруднение… [и] объяснения по неопределенности обвинения не могут быть положительными, кроме того, они бросают тень на многих добропорядочных лиц». В результате III Отделение признало – оно «по ошибке сообщило министру народного просвещения, что многие учителя учебных заведений в Казани ведут себя не соответствующе своему званию» 1144 .
1144
Абакумов О.Ю. «Самая непроницаемая тайна». С. 12.
Выше я уже отметил, что не буду здесь касаться наблюдения за перепиской иностранных дипломатов, так как этому посвящена третья глава. Но, кроме дипломатов, наблюдение велось за корреспонденцией и других иностранцев, посещавших Россию, которых подозревали в стремлении нанести стране ущерб и, конечно, в шпионаже. Власти, особенно при Николае I, вообще крайне подозрительно относились к появлению иностранцев в России, видя во многих из них опасность распространения «нравственной заразы». Соответственно, приезд их с конца 1830-х годов всячески ограничивался. Например, если в 1847 году в страну въехало 22 тыс. иностранцев, то в 1848-м – лишь 10 тыс. Характерна в этом плане запись в дневнике управляющего III Отделением в 1839–1856 годах Л.В. Дубельта: «Не впускать бы в Россию ни одного иностранца – вот и все тут». Но Дубельт тут же добавлял: «Да та беда, что этого делать невозможно» 1145 .
1145
Он же. «…Чтоб нравственная зараза не проникла в наши пределы»: Из истории борьбы III Отделения с европейским влиянием в России (1830-е – начало 1860-х гг.). Саратов: Научная книга, 2008. С. 6, 154.
Поэтому корреспонденция приезжих иностранцев подвергалась регулярной перлюстрации. С середины 1827-го по февраль 1828 года шла переписка о деле англичанина Сандерсона. В апреле 1827 года было вскрыто его письмо из Оренбурга некоему банкиру Ивану (Джону) Пикерсгилю в Москву. В конверте оказалось письмо госпоже Сандерсон в графство Ланкашир. Видимо, автор письма, догадываясь о перлюстрации, счел более безопасным отправить его через Москву. В большом письме путешественник рассказывал матери о своих впечатлениях: