Черные кипарисы
Шрифт:
Но ничего не крикнул ей вслед, потому что был уверен, что он прав. А только крикни — и он лишится этой правоты.
Обычно в это время доминошники уже расходились со двора, но сейчас у столика было шумно. На скамейке сидели Ваня и большинство их мальчишек и смеялись. Потом смех оборвался, Ваня, сверкая под фонарем стриженой головой, опять что-то сказал, и снова раздался смех. В другие дни в это время родители загоняют их спать. Но сегодня почти все были тут. Даже Аркаша.
Феликсу вдруг захотелось окликнуть
Феликс не хотел, чтобы его видели, и встал за ствол мамонтова дерева.
— Ну и не верь, — сказал Ваня Семке, — это же ученые заявляют: даже кузнечик стрекочет не просто так, а чтобы переговариваться со своими приятелями: один исследователь записал на магнитофон пятьсот видов стрекота!
— Смех! — сказал Захарка. — Значит, и лягушки квакают не просто так?
— Разумеется… Занялся бы изучением.
— Захар Семеркин — великий открыватель лягушечьего языка! Автор учебника «Квакография»! — торжественно возгласил Аркаша, и его слова заглушил хохот.
— А вы знаете, что означает на гусином языке шесть «га-га»? — снова спросил Ваня. — Нет? Так вот что: «С едой тут плохо, пощиплем травку — и дальше!» А если пять слогов — «га-га-га-га-га» — «Быстрее шаг!», а четыре — «га-га-га-га» — «Полный вперед! Опасность!»
— Прочел где-нибудь? — спросил Артем, выпуская клуб дыма.
— Да, — сказал Ваня. — И вороны, и галки, и даже рыбы отлично понимают друг друга.
— А как насчет мух? — спросил Захарка. — Что-нибудь установлено наукой?
— Этим займется Артем и добьется присуждения Нобелевской премии! — сказал Аркаша, здесь уже даже Феликс чуть не фыркнул в ладонь.
— И напишет «Мухологию»! — ввернул Димка.
— Ну ты… — перекрывая смех, рявкнул Артем на Аркашу. — Сейчас у меня как муха взлетишь… Выше крыши!
— А повыше ты не можешь?
— Почему не могу? Я все могу…
Феликс почти вжался в ствол дерева.
— Из вас кто-нибудь видел «Черные кипарисы»? — спросил Ваня. — Я час проторчал в очереди — кончились билеты.
— Надо Нонку попросить, — предложил Семка, — через ее мать можно купить билеты.
— Она ведь не билетерша, а буфетчица в «Волне», — сказал Захарка.
— Ну и что с того? Они все связаны… Купит!
— Связываться с ними! — буркнула Лида. — И Аня будет против, и вообще…
— Надо с Феликсом согласовать, — сказал Захарка, — а то он будет недоволен, ведь Нонка…
— Ну иди к нему, иди и согласовывай, — усмехнулся Артем, — иди, а мы тебя подождем… Иди ищи его!
Феликс сильней прижался грудью к дереву и почувствовал, как тяжело бьется его сердце.
— И пойду! — озлился Захарка. — И найду.
— И пожалуйста, лизни его туфли язычком, — сказал Артем. — Чтобы лучше блестели!
Захарка отскочил от стола и вне себя от обиды крикнул:
— Тебе далеко до него!
— Мне? Ха-ха!
И здесь опять послышался голос Вани:
— Ну чего вы, ребята? Все бы вам ссориться и колотить друг друга… Делать больше нечего? Какие же вы нудные! Первый раз таких встречаю! Ваш Скалистый — прекрасный, и Феликс совсем не плох… А вы? Не понимаю…
— Знаешь ты его, — сказал Дима, — если б знал, не говорил бы так…
Феликс оцепенел. Думал ли он еще три дня назад, что будет вот так, как частный детектив, тайком подслушивать их болтовню из-за дерева? И о ком? О себе же? Надо взять и выйти. Выйти из-за дерева и поставить все на свои обычные места…
Но выйти он не мог. Что-то держало его. Словно проволокой был прикручен он к этому дереву. Что-то сделал он не так. Ошибся. К нему подбиралась опасность, и от нее надо было уйти. Но как?
Глава 20
САМЫЙ ПЛОХОЙ ДЕНЬ
Услышав новый взрыв хохота, Феликс метнулся от дерева, прокрался в темноте к подъезду и взлетел вверх по лестнице. И долго не мог открыть замок. Ключ тыкался то левее, то правее щелки. Наконец попал, нажал с силой и толкнул ногой дверь.
И ударил мать, что-то делавшую в передней.
— Прости, — сказал Феликс.
Мать глянула на него.
— У моего сына большие неприятности? Земля сошла с орбиты?
— Нет, — ответил Феликс. — Не замечал.
— А я уж думала, что сошла… Мировая скорбь? С кем-нибудь поссорился?
— Нет. Все хорошо.
Больше мать не задавала вопросов, только спросила:
— Страшно голоден?
— Что верно, то верно. — Феликс взял себя в руки. Так взял, что по его лицу уже ни о чем нельзя было догадаться.
Мать поставила на плиту подогревать картошку с котлетой, а Феликс заходил по кухне, где отец пил чай, вошел в комнату, в одну, потом в другую, и, услышав за окном голос Вани и смех ребят, быстро вернулся на кухню, потому что ее окна выходили не во двор, а на Центральную улицу.
Поужинав, Феликс вдруг спохватился и побежал в комнату, где был его угол, вытащил из специально подпоротого ледерина тома «Золотого теленка» и «Двенадцати стульев» шифр, достал из заднего кармана шифрограмму, наложил на нее шифр и стал жадно читать… «фелька боюсь даже сказать тебе как хочу увидеть черные кипарисы хочу чтобы она была прекрасная хочу вечером побродить и поболтать с тобой всего а».
Феликс спрятал шифровку в карман ковбойки. Все получилось не так. Не так, как о том просили мягкие округлые буквы шифрограммы! И все из-за этих проклятых «Черных кипарисов»!