Чёрные очки (aka "Проблема с зелёной капсулой")
Шрифт:
— Готово, джентльмены, — сказал аптекарь, нащупывая край портьеры. — Пожалуйста, сядьте, прежде чем я задерну занавеси.
Доктор Фелл приковылял к дивану. Боствик быстро сел рядом с ним. Эллиот придвинул стул ближе к экрану, но сбоку. Затарахтели кольца, портьеры на одном из окон задернулись.
— А теперь, джентльмены...
— Стоп! — прервал майор Кроу, вынув трубку изо рта.
— О моя древняя шляпа! — простонал доктор Фелл. — Что на этот раз?
— Незачем возбуждаться. — Майор указал на экран черенком трубки. — Предположим, все пройдет как надо...
— На это мы и надеемся.
— Если так, то мы сможем уточнить некоторые детали — например, подлинный рост доктора Немо. Сейчас подходящий момент, чтобы раскрыть карты. Что мы ожидаем увидеть? Кто такой доктор Немо? Что
Суперинтендент повернул круглое лицо над спинкой дивана. Казалось, будто его трубка повисла в воздухе позади головы.
— Ну, сэр, если хотите знать мое мнение, у меня почти нет сомнений, что доктором Немо был Уилбер Эммет.
— Но Эммет мертв!
— Тогда он не был мертв, — напомнил Боствик.
— Но... хорошо, не важно. Ваша точка зрения, Фелл?
— Сэр, — с подчеркнутой вежливостью отозвался доктор Фелл. — Моя точка зрения заключается в том, чтобы как можно скорее получить возможность обзавестись ею. По поводу одних пунктов я твердо уверен в том, что мы увидим, в отношении других — не уверен, а третьи мне и вовсе безразличны, лишь бы нам наконец позволили просмотреть пленку.
— Поехали! — объявил Стивенсон.
Портьеры задернули полностью. Теперь темноту нарушали только отблески пламени в камине и мерцающие огоньки трубок. Эллиот ощущал сырость, присущую старым каменным домам, духоту и дым. Он без труда различал фигуры и лица компаньонов — даже Стивенсона в дальнем конце комнаты. Аптекарь включил проектор, стараясь не наступить на шнур. Луч света упал на его лицо, словно на лицо алхимика, склонившегося над тиглем, а на экране появился пустой белый прямоугольник размером около четырех квадратных футов.
Послышались треск и щелчок, как будто что-то открылось или закрылось. Проектор начал издавать гудение. Экран стал мигать, потом вовсе сделался темным.
Однако проектор продолжал гудеть. Чернота на экране сменилась серостью, потом появилась яркая вертикальная полоса света, которую раздвигало смутное черное пятно. Эллиот понимал, что это. Они как бы вернулись в музыкальную комнату «Бельгарда», сидя лицом к кабинету, и Маркус Чесни открывал двустворчатую дверь.
Кто-то кашлянул. Изображение слегка дрогнуло, потом из темноты возникла дальняя стена кабинета. В углу появилась тень — очевидно, кто-то шел к столу. Хардинг производил съемку, отойдя слишком далеко влево, поэтому французские окна не были видны. Свет был тусклым, несмотря на резкость теней. Но можно было четко разглядеть каминную полку, часы с поблескивающим маятником, спинку стула и стол, коробку конфет, на экране выглядевшую серой, и два маленьких предмета, похожие на карандаши, лежащие на промокательной бумаге. Затем на экране возникло лицо Маркуса Чесни.
Зрелище было не из приятных. Из-за размещения света, отсутствия обычного при киносъемках грима, дергающегося изображения Маркус выглядел уже мертвым. Лицо было бескровным, с запавшими глазами и резко выделяющимися бровями, щеки при каждом повороте головы покрывали черные полосы. Но выражение этого лица казалось спокойным и высокомерным. Маркус двигался лениво и неторопливо...
— Посмотрите на часы! — громко произнес кто-то за плечом Эллиота, заглушая урчание проектора. — Какое время они показывают?
— Боже всемогущий! — послышался голос Боствика. — Все оказались не правы! Мисс Уиллс заявила, что была полночь, мистер Хардинг — что около полуночи, а профессор Инграм — что было без одной минуты двенадцать. Но часы показывают одну минуту первого!
— Ш-ш!
Маленький мимический мир на экране продолжал жить своей жизнью. Маркус Чесни сел за стол, слегка отодвинул вправо коробку конфет, потом взял плоский карандаш и старательно притворился, что пишет. Потом, вонзив ногти в промокательную бумагу, он не без труда поднял другой небольшой предмет. Зрители четко видели его на экране, так как свет падал на него.
В голове Эллиота мелькнуло описание, данное профессором Инграмом: предмет походил на ручку, но был уже и меньше. Профессор охарактеризовал его как тонкий стержень длиной менее трех дюймов, черный и с острым концом. Описание было правильным.
— Я знаю, что это, — сказал майор Кроу.
Царапнув стулом о пол, он боком подошел к экрану и просунул голову в луч света, чтобы лучше видеть. Его тень закрыла половину экрана, а фантастическое изображение Маркуса Чесни плясало у него на спине.
— Остановите пленку, — приказал майор, повернувшись в луче проектора. — Я знаю, что это, — повторил он. — Это минутная стрелка часов.
— Что-что? — переспросил Боствик.
— Минутная стрелка часов на каминной полке! — рявкнул майор Кроу, подняв палец. — Нам известно, что диаметр циферблата — шесть дюймов. Неужели вы не понимаете? Его половину занимает длинная минутная стрелка. Перед спектаклем Чесни отвинтил гайку стержня, придерживающую стрелки, снял со стержня минутную стрелку и привинтил гайку назад. На циферблате осталась только короткая часовая стрелка, указывающая на двенадцать. Зрители думали, что видят две стрелки, но в действительности видели только часовую и длинную черную тень от нее на освещенном снизу белом циферблате. — Он указал пальцем на экран, казалось с трудом сдерживаясь, чтобы не пуститься в пляс. — Это объясняет разницу в показаниях. Зрители по-разному видели направление тени. Профессор Инграм, сидящий справа, видел, что тень падает на минуту перед двенадцатью. Мисс Уиллс, сидя посредине, видела, что она показывает ровно полночь. А так как съемка производилась с левой стороны, на пленке часы показывают одну минуту первого. После представления, когда Чесни закрыл двустворчатую дверь, ему осталось только вернуть на место минутную стрелку, что заняло около пяти секунд. Часы снова показывали правильное время. Но, демонстрируя свое шоу, Чесни дерзко вертел стрелкой перед глазами зрителей, и никто из них не заметил ее.
Последовало молчание.
Из мрака доносились восторженные шлепки Боствика по бедру, одобрительное ворчанье доктора Фелла и бормотание Стивенсона, возившегося с застрявшей пленкой.
— Разве я не говорил, что с этими часами что-то не так? — с гордостью добавил майор.
— Говорили, сэр, — подтвердил Боствик.
— Психологический расчет был точным. — Доктор Фелл энергично кивнул. — Я готов предложить маленькое пари, что трюк воздействовал бы на зрителей, даже если бы на циферблате не было тени. Когда стрелки часов показывают полночь, мы видим только одну из них и не ищем вторую — привычка обманывает нас. Но наш славный Чесни на этом не остановился и обеспечил свой план тройной страховкой. Вот почему он настаивал на том, чтобы устроить демонстрацию в районе полуночи. Тень создавала бы иллюзию при любом положении часовой стрелки. Но при строго вертикальной ее позиции, когда она указывала на двенадцать, Чесни добился того, что три зрителя, занимающие разные места, видели на циферблате разное время. И впоследствии он подловил бы их минимум на двух вопросах из десяти. Но настоящая проблема заключается в том, каким было подлинное время. Часовая стрелка находится в вертикальном положении, не так ли?
— Да, — отозвался главный констебль. Доктор нахмурился:
— Если я могу полагаться на свой опыт обращения с часами, это означает, что минутная стрелка могла показывать от без пяти двенадцать до пяти минут первого. В течение этого промежутка часовая стрелка остается более или менее в вертикальной позиции, в зависимости от размера и механизма часов. Но нас интересует только время после полуночи. Следовательно...
Майор Кроу сунул трубку в карман.
— Следовательно, — подхватил он, — алиби Джо Чесни летит ко всем чертям. Оно зависело от его ухода из дома Эмсуорта ровно в полночь, когда, как мы полагали, доктор Немо находился в кабинете «Бельгарда». Джо Чесни действительно ушел от Эмсуортов в полночь. Но доктор Немо вошел в кабинет и убил Маркуса Чесни позже — вероятно, в пять или шесть минут первого. Джо Чесни легко мог добраться на автомобиле от Эмсуортов до «Бельгарда» за три минуты. Q. Е. D. [23] Кто-нибудь, раздвиньте портьеры. Я ничего не имею против Джо Чесни, но думаю, что он тот, кто нам нужен.
23
Quod erat demonstrandum (лат.) — что и требовалось доказать.