Черные псы пустыни
Шрифт:
Он уже протянул руку к засову, но тут из-за угла к нему метнулась какая-то громадная черная тень.
Девушка замерла. Только когда огромная черная рука перекрыла дыхание белому стражу, она поняла, что перед ней человек.
Она не видела черных людей, хотя слышала, что они существуют. Лицо… Круглое, с глубоко посаженными глазами и сочными губами. Такое симпатичное, что она даже не подумала заорать от страха. Нифилимы, впрочем, не любили шумных рабов.
Страж затрепыхался, разинул рот, тщетно пытаясь поймать хоть глоток воздуха.
Урук усадил стража на ступеньки, придав ему вид часового, решившего вздремнуть на посту.
Девушка широко раскрытыми глазами следила за незнакомым негром.
— Не бойся, он жив, — успокоил ее Урук. Сначала ему показалось, что она не поняла. — Ты говорить умеешь?
Она кивнула.
— И то дело.
Урук схватил ее за руки и перебросил через плечо. Она ахнула.
— Тихо! — приказал он. И понесся в гору.
Урук поднимался бегом. Он прыгал с уступа на уступ, карабкался по узким карнизам. Девушка на его плече дрожала от страха, вцепившись в него обеими руками. Наконец, добравшись до чахлых кустов, он остановился перевести дух.
— Дальше сама пойдешь, — сказал Урук. Девушка послушно кивнула. — Туда, — махнул он рукой и добавил: — Попытаешься удрать, верну к нифилимам. — И полез вверх первым.
Девушка изо всех сил старалась не отставать. И вот уже ее обнюхивает пес.
— Садись, — указал Урук на траву. Она тут же исполнила очередное приказание.
— Пса не бойся. Он женщин терпеть не может, но не укусит, если я не прикажу.
Ее это мало утешило.
— Тебе надо научиться отвечать, когда я спрашиваю. — Урук вылез из закутка и нагнулся. Уставился в сторону западных построек Дагонора.
— Я схожу обратно. Слишком мы наследили. Как тебя зовут?
— Анта-Кане зовет меня черноголовой. Или «Эй!»
— И мне тебя так называть?
— Ада. Меня звали Ада.
— Красивое имя. Я Урук. А он Пес. Он будет за старшего, пока меня нет. Будешь шуметь или дергаться, он тебя накажет. Поняла?
Ада молча кивнула.
— Поняла? — еще раз спросил Урук.
— Да.
— Хорошо. — Урук повернулся к псу. — Следи за ней.
Пес грозно зарычал.
— Я никуда не уйду, — прошептала Ада.
Урук улыбнулся.
— Конечно, не уйдешь.
Глава 2
Ада говорит
Урук вернулся ближе к полудню.
Пес учуял его издали. Он вскочил, часто задышал, принялся размахивать хвостом.
— Все на месте, — удовлетворенно произнес Урук, проползая сквозь прореху в стене кустарника. Он волок за собой большую корзину.
— На месте, — подтвердила Ада. Она действительно не двигалась с места. Пес оказался отменным часовым. Стоило ей вздохнуть поглубже, как он тут же ощетинивался. Она с удовольствием бы прилегла, но боялась пошевелиться. Что ж, сидеть на мягкой траве не так уж плохо. Однажды, когда она пролила ведро Анта-Кане, ей пришлось простоять целую ночь, прижавшись спиной к стене храма.
— Есть хочешь? — спросил Урук.
— Пить.
Урук подал ей небольшой бурдюк.
— Пей, сколько хочешь.
Из второго бурдюка он, сжав рукой собачью морду, принялся тоненькой струйкой вливать жидкость в пасть пса.
— Иначе все расплещет, — пояснил он.
Вода отдавала кожей, но тут уж не до жалоб.
Урук тем временем скинул рубаху и бросил ее на куст. Такой ткани Ада еще не видела. С виду мягкая, как шерсть, но блестит, будто гладкая кожа. Еще внушительнее выглядел сам Урук. Под блестящей от пота кожей играли мощные мышцы. Днем он оказался еще красивее, чем выглядел ночью. Проседь на висках и морщины на лбу его только красили.
— Воздух влажный, — сказал Урук. Он ладонями стер пот с боков и провел руками по штанам.
Ада опустила глаза на свою рубаху, тоже промокшую от пота.
— Сними, если хочешь, — предложил Урук.
У себя дома она бы так и сделала. Мать целыми днями расхаживала в одной набедренной повязке. Дети вообще голышом бегали. Но в Дагоноре рабы становились стеснительными. Им ничто не принадлежало, беречь они могли лишь собственное тело, поэтому прятали его с болезненной одержимостью. Женщины не раздевались даже друг перед другом. Мужчины вели себя так же. И Ада осталась в одежде.
— Неразговорчивая ты.
— Анта-Кане не любит разговорчивых.
— Есть хочешь?
— Конечно.
Урук отошел к дереву и вытянул из веток сверток. Осторожно развернув пергамент, он извлек на свет маленькую мясную тушку, почерневшую при обжаривании на открытом огне.
— Это что? — спросила Ада.
— Кролик.
Урук оторвал от тушки заднюю ногу и швырнул псу. Оторвал вторую и протянул Аде.
— Пес его добыл, ему и первый кусок.
Затем Урук отодрал полоску мяса от ребер и протянул псу. Тот проглотил то, что уже было во рту, и осторожно принял мясо.
Ада попыталась сделать то же самое. Она оторвала от своей порции кусочек обугленного мяса и протянула псу. Тот не обратил на нее внимания.
— Брось ему, — посоветовал Урук.
— Но он не смотрит.
— А ты попробуй.
Ада думала, что мясо упадет псу на спину, но, как только кусочек оторвался от ее пальцев, пес подпрыгнул и поймал подачку на лету.
— Спала?
— Нет. Не улечься было.
Урук глянул на нее, но промолчал. Ел он быстро, Покончив со своей порцией, закинул кости в кусты.
— Знаешь, почему я тебя сюда притащил?
Ада пожала плечами, стараясь казаться спокойной. Однако этот вопрос ее мучил все утро. Зачем она ему? Не поварихой же, ясное дело. Задавать вопросы она не решалась. Раб должен таиться все время. Многие нифилимы, особенно женщины, любили поддразнить раба, чтобы потом обмануть его робкие надежды и еще больше унизить.