Чёрные зеркала
Шрифт:
Свен криво усмехнулся.
— Это просто слова, — он оглядел мрачные лица собравшихся. — Она пытается переложить вину на меня. Но это ложь. Я ничего ей не давал.
— Как не давал первогодкам шарик, вызвавший огненный шторм? — спросила Рашель бесстрашно, но глядя не на брата, а в глаза ученикам, взирающих на нее с осуждением. — Брайс прав, Свен любит действовать чужими руками. Нет, я не снимаю с себя ответственность за трагедию с Люси. Она изуродована моими стараниями, и я до конца жизни не смогу искупить вину. Неважно, что я не предвидела последствий. Важно то, что я пошла на поводу у Свена и решила поиздеваться над соседкой,
Свен расхохотался, вновь призывая народ последовать его примеру. Только больше никто не смеялся.
— Я же говорил, моя сестра обожает строить из себя белую и пушистую, — не сдавался он. — Но шкурка давно покрылась пятнами. Кровавыми пятнами.
Рашель помолчала с полминуты, глядя на Свена и взвешивая что-то в уме.
— А знаете, что обожает мой брат? — решилась она на еще один ход в битве. — Спасать собственную шкурку, подставляя других. Никого не удивляло, что Свен почти всегда выходит сухим из воды? Не считая временного исключения после подставы Лилит. Такой «везучести» есть простое объяснение. Однажды мой братик попался с поличным. Он вылетел бы из Гвендарлин без права на восстановление. Даже б родительские деньги и влияние не помогли. Но Свен до сих пор здесь. Хотите знать, почему?
Свен побагровел от гнева и прошипел:
— Заткнись!
Но остальные зашикали на него и потребовали, чтобы Рашель продолжала. Что она и сделала.
— Директор Бритт сделал Свену выгодное предложение. Его оставят в Гвендарлин, но взамен он станет шпионом, будет докладывать о проступках других. Директору лично.
Народ сначала не поверил. Зазвучали слова «чушь» и «бред». Свен Фаули — вечный нарушитель спокойствия Свен — стукач? Нет, такое попросту невозможно.
— Колин, помнишь, как тебя наказали за поджог класса мэтра Рица? — обратилась Рашель к долговязому парню, стоящему за спиной Свена. — А кто, кроме тебя, знал об этой провинности? Дин, ты попался, когда полез в библиотеку воровать книгу, тебя будто там ждали. Крис, у тебя в спальне при обыске нашли запрещенные товары для продажи. Но кому ты рассказывал о планах разбогатеть?
Рашель обращалась к одному ученику за другим, и те все больше и больше мрачнели. По отдельности эти истории мало что значили. Совпадение, не более. Но все вместе…
— Парни, она всё это придумала, — попытался оправдаться Свен, но аргументы звучали не убедительно. — Может, это она того… ну, шпион…
Кольцо вокруг Свена сжималось. Народ вознамерился его побить. Рашель предпочла не дожидаться развязки, взяла меня за руку и потянула к лестнице.
— Не стоит на это смотреть.
— А… а где Элиас?
Я спросила первое, что пришло в голову. Чтобы отвлечься от происходящего за спиной. Но не удержалась. Обернулась. Заметила лес рук, тянувшихся к Свену, и Брайса, поднимающегося по противоположной лестнице. Он тоже предпочел уйти.
— Элиас пытался меня развеселить, вызвал дождик в коридоре. На головы первогодок. Увы, промокнуть «посчастливилось» и мэтру Шаадею. Он вспомнил, что у него куча растений не политы, и отправил Элиаса использовать дар по назначению.
— Понятно, — пробормотала я.
Рашель остановилась и посмотрела строго.
— Считаешь, я поступила жестоко?
Ответ пришел мгновенно. Стоило вспомнить медведя
— Нет. Свен это заслужил…
****
А вот Элиас с Ульрихом не пришли в восторг, когда вернулись в сектор и узнали, что Свен стараниями сестрицы загремел в целительский блок. И если Элиас не решался ругать умирающую возлюбленную, мой кавалер не стеснялся в выражениях. И в адрес Рашель, и в мой заодно. Мол, могла остановить самосуд, если б захотела. Но в том-то и дело, я не захотела. И это бесило Ульриха до дыма из ушей.
— Не ты ли организовал Свену шрамы год назад? — возмутилась я, когда мы оказались наедине. При других вспоминать инцидент не следовало. Шрамы-то были ведьмовские.
— Око за око, Лил. А оставить мага, пусть и настоящего мерзавца, на растерзание толпе — неправильно. И жестоко. Ты же не такая, как он.
— А если такая?
— Лилит…
— Откуда тебе знать, какая я? Ты понятия не имеешь, что произошло с Дэрианом Уэлбруком! Это могла быть и я! Я могу быть убийцей!
— Но… — попытался Ульрих возразить, однако я не дала ему возможности. Умчалась в девичий блок. К Рашель, свято верящей, что мы поступили правильно.
Она выслушала моё бурчание и мягко улыбнулась.
— Не обращай внимание на слова Ульриха. В нём сейчас говорит староста. Это пройдет. Легко рассуждать, когда всё уже случилось. Ульрих сам бы от Свена мокрого места не оставил, если б увидел нападки на тебя своими глазами.
…Как ни странно не последовало реакции ни от родителей Свена и Рашель, ни от мэтров. Первые, вероятно, посчитали глупым обвинять дочь, которая не «существует», а вторые…. Мы полагали, педагоги сочли, что Свен, наконец, получил по заслугам. Наверняка, многие и сами задавались вопросом, почему прежний директор прощал парню выходку за выходкой. А правда не понравилась никому.
Несмотря на серьезные травмы (включая сломанные ребра), целитель Маркус не позволил Свену задержаться в Гвендарлин. Выставил из целительского блока через два дня, мол, пусть дома долечивается. Провожать парня никто не явился. Только я. В теле Урсула. И то лишь для того, чтобы удостовериться, что негодяй покидает колледж. И он покидал. Проковылял в коридор в сопровождении мэтра Хогарда, которому поручили «довести выпускника до портала».
— Подождите! А мои вещи?
— Они ждут снаружи. Воспитатели всё сложили. Тебе больше нечего делать в секторе. Если, конечно, не хочешь еще раз «пообщаться» с кем-то из парней. Они еще не остыли.
Свен ничего не ответил. Только зубами поскрежетал.
А я довольно распушила хвост и собралась, было, покинуть тело синего питомца, но кошачьи уши уловили знакомый голос.
— Прости, я был таким дураком…
Эмилио Ван-се-Росса! Урсул (чтоб его демоны за хвост оттаскали!) рванул на «разведку». Он всегда был неравнодушен к среднему герцогу. В прошлом году регулярно слушал концерты в его исполнении, сидя на карнизе.
Представшая взору картина ни капли не удивила. Эмилио сидел возле кровати Летисии Дитрих и каялся в грехах. Но она не слышала. Лежала с закрытыми глазами. Белая, как простынь. Даже еще белее. Нужны ей сейчас его покаянные речи. Сам виноват. Она ведь пыталась сблизиться. А он… он отталкивал ее раз за разом, не в силах простить за ошибку с зельем для Маргариты. Опомнился, когда стало поздно…