Черными нитями
Шрифт:
— Хорошо, — ответил он и бросил плащ на вытоптанную траву. Затем снял с пояса пару кинжалов, револьвер и аккуратно положил их поверх.
Анрейк вытянулся, высоко поднял плечи и поднес руки к лицу.
— Ну как ты встал! — воскликнул Рейн. — Тебе никогда не хватит скорости, если будешь стоять, как дуб. Ноги немного согни в коленях. Спину расслабь. Почувствуй лёгкость в теле. Ты ведь учишься уворотам, а не защите. Тебе надо стать не деревом на ветру, а самим ветром.
Рейн неожиданно сорвался с места, птицей подлетел к Анрейку и кулаком врезался в плечо парня.
Глава 3. Работа практика
Рейн вышел из дома, сел на крыльцо, достал из кармана спички и сигареты и закурил. Мать запрещала это и твердила, что достойные мужчины курят сигары или трубки. Нашла кому говорить про достоинство.
— Рейн! — открылось окно, и послышался укоризненный голос старой Агни. Старуха с трудом двигалась и часто путала вещи, но мать никак не решалась её рассчитать — только одна служанка и осталась с семьёй, когда сын прошёл перевоспитание и стал ноториэсом.
— Ладно, ладно! — проворчал Рейн и с жалостью посмотрел на морщинистое лицо Агни. Он не хотел расстраивать старушку и в последний раз вдохнул горький дым, а затем затушил сигарету.
Рейн поднялся, лениво качнулся с носка на пятку. Ему ведь даже платили меньше, чем другим практикам. Как же, ноториэс! Его денег и денег отца, пониженного до простого служителя Церкви, едва хватало на комнаты, в которые они переехали, и еду. О собственном жилье Рейн уже перестал мечтать.
Он достал из кармана часы на витой цепочке — единственный след от старой жизни — глянул на циферблат с треснувшим стеклом. Затем достал маску, огляделся: никого. Решил не надевать её пока и неторопливо пошёл вперёд.
Лиц ширился, и его окраины обрастали улицами, у которых названия заменяли цифры, а дома — лачуги для бедняков. Только Первая и Вторая худо-бедно напоминали настоящую жизнь. На них селились семьи, которые разорились или попали под удар Церкви — когда-то они знали лучшую долю и пытались сохранить её, как могли.
Все знали: зашёл дальше Первой и Второй — смотри в оба. Здесь царила настоящая нищета, и даже полиция закрывала глаза на истории об украденных кошельках, драках и насилии.
Рейн шёл по улице, стараясь не глядеть по сторонам. Он жил на Первой уже восемь лет и чувствовал отвращение к каждому её сантиметру. Возвращение в дом под крышей из красной черепицы стало настоящей мечтой.
На Первой горело несколько фонарей, но свет от них шёл такой слабый, что уже на расстоянии вытянутой руки начинался вечерний сумрак. «Опять масло не поменяли», — рассеянно подумал Рейн.
Дома в два или три этажа из неприметного серого камня тесно жались друг к другу по обе стороны улицы. Рейн знал, что внутри все они похожи как один: потемневшие потолки, холодные сырые стены, тесные комнатушки. На нижнем этаже бегали крысы, на верхнем протекала крыша.
Рейн вынырнул из сумрака Первой и прошёл по Лесной — здесь уже начинался другой район. На улице стало больше света, дома раскрасили красной и голубой краской. Рядом с несколькими были разбиты маленькие садики.
Рейн поравнялся с крыльцом одного из домов. Распахнулась дверь, выскочила совсем молоденькая девушка, напевая весёлую мелодию, и сбежала по короткой лестнице. Она столкнулась взглядом с Рейном.
— Ой! — незнакомка пискнула как мышь, быстро отвернулась и перебежала на другую сторону улицы. Рейн громко усмехнулся ей вслед и ускорил шаг.
«Дура», — сердито пронеслось в голове. Ну что она там себе надумала? Что ноториэс утащит её за угол и изнасилует? Или украдёт кошелёк? Убьёт забавы ради? Рейн потёр клеймо, надел маску, засунул руки в карманы куртки и побрёл дальше. Да все они так думали, только этого и ждали.
Рейн, держась в тени, шёл всё дальше по улицам: узким и длинным, которые причудливо переплелись, точно змеи.
Наконец, показалась широкая Рассветная. По ней тянулись лавки, мастерские и магазины. Кого здесь только не было: портные и сапожники, ювелиры, часовщики, оружейники, мастера скобяных дел и многие, многие другие. Улица поворачивала к Паровой, где жили учёные и где стояло здание их гильдии.
Рейн нырнул за ограждение, которое отделяло ремонтируемый участок дороги, и встал рядом с практиками. Как всегда перед заданием, одни были излишне молчаливы, а другие раз за разом отпускали глупые шутки — шепотом, чтобы случайные прохожие не услышали инквизиторов.
Рейн едва их слушал и пялился на ограждение, за которым пряталась Рассветная. В детстве он любил гулять здесь и заглядывать во все лавки. Ему с друзьями нравилось дразнить лавочников и смотреть, как они пыжились, стараясь сохранить терпение и не поддаться демону, хотя за это он сам не раз получал тумаки.
Его отвлек тихий незнакомый смех. Рейн повернулся и сразу сделал шаг назад. Да этот чокнутый Д-Арвиль даже присоединился к практикам! Он стоял среди них, такой же, как они: в чёрной одежде, с маской, прячущей нос и подбородок, в плаще, прикрывающем оружие на поясе.
Практиков от главы отделения отделяло по меньшей мере три ступени. На задания с ними отправлялся старший инквизитор, но чтобы глава да наравне — было ли вообще такое?
Энтон поймал растерянный взгляд Рейна и снова тихо рассмеялся.
— Опять это удивление! Как я пойму, кто на что способен, если сам не буду рядом? Пора вспомнить старые навыки. — Он повыше натянул маску.
Рейн переглянулся с Астом. Демон был напряжён и тревожно вглядывался в Энтона.
— Осторожнее, — шепнул он.
Да, с таким стоило быть настороже. Не простой он, этот Д-Арвиль. Рейн ещё раз потёр подбородок. Если глава не боится разделить работу с практиками, может, он и к ноториэсу отнесётся иначе, чем другие? Заметит, продвинет? Рейн честолюбиво улыбнулся. Может, не вечно ему заниматься этой грязной работой?
Подошёл Дирейн — последний. Рейн достал часы и снова взглянул на циферблат. Ровно девять. Энтон поманил других поближе и начал:
— Доверенное лицо сообщило, что там… — он мотнул головой туда, где начиналась Паровая. — Не просто прячутся те, кто проводят запретные эксперименты. В его подвалах собираются Дети Аша.