Черный альпинист

Ищенко Юрий Павлович

— Дрочить, — добавил для ясности второй приятель.

Так, почти без эксцессов, шли на дело. По переходу под проспектом Мира, направо мимо высотного отеля, фиолетового и мрачного в дождливых сумерках, наискось через улочку к сгрудившейся куче трех-четырехэтажных гостиниц под общим названием «Колос». Погодка была тоже не под настроение боевое. Тучи висели, как и в несколько предыдущих дней, вроде уже все тепло высосали, землю, и строения, и людей застудили. И лишь временами роняли мелкий дождь, старательно вымачивающий все подряд. Зябко, смурно, мокро, кругом грязь и лужи.

Пока

шлепали по лужам, выискивая корпус номер четыре, у всех башмаки хлюпать начали. Людей было мало, а бабуси с внуками от троицы в кожанах поспешно удирали. Лишь пьяненький дворник, с грохотом опорожнявший урны, показал с третьей попытки нужное направление.

Когда дом определили, двое встали в кустах, покурить укромно. Третий сбегал на разведку: номер девять (данные шефа) размещался на третьем этаже, под крышей, жилец действительно сидел в нем и кого-то ждал, — Пентюх услышал, как коридорная принесла жильцу ужин из местной забегаловки.

— Так чего? Может, подождем, пусть налакается, — предложил Пентюх.

— Не пойдет, валандаться некогда. Сказано же, быстро сделать его, — отмел Хохол, скорый не только на поджопники.

Он вообще был среди них самым злым, «крутым», как это у них величалось, Третий, пока без кликухи, Петька, славился зато рассудительностью.

— Ну а как вламываться будем? Можно красиво: с крыши на его балкон спрыгнуть, вон там, вроде, и расстояния небольшие. Я лично прыгну, — бодро сказал Петька.

— Мокро, дурень, скользко. Да и выдрючиваться незачем, — ответил Хохол. Пентюх тоже осуждающе закивал.

— А если отвлекающий маневр? Пожар маленький на первом этаже, чтобы все сбежались. Или вызвать бабу заказную, пусть к нему вломится, как бы по ошибке. А мы ее охрана, мол, что за ништяк? Плати за вызов!

— В общем, не фиг нам болтать, мужики, — сказал устало Хохол. — Чем проще, тем надежнее. Не время что-то придумывать, дело лишь запортачим. Просто втихую поднимемся, вон там, по пожарной лестнице. Пентюх разобьет окно с другой стороны дома, чтобы дежурная по этажу ушла из коридора. А сами по-быстрому вышибаем дверь, режем мужика и обратно по лестнице. Как план? — Хохол оглядел их:

— Нормально. Только решать надо, кому чего делать. Кто на шухере в коридоре останется? Кто дверь ломает? Кто вторым влетает и режет? — вставил Петя.

— Я режу. Ты, Пентюх, ломаешь, ты самый толстый, а он на шухере, — сказал Хохол, видимо, мысленно примерив верховодство.

— О'кей, парни. — Пентюх глубоко вздохнул, подобрал с земли булыжник, засунул в карман куртки и пошел за угол. Двое оставшихся замерли наизготовку у пожарной лестницы. Услышали глухой стук камня о пожарную лестницу и последовавшее матерное восклицание, — Пентюх с первого раза в окно третьего этажа не попал. Затем грохнуло стекло, зазвенели осколки об асфальт, прибежал Пентюх, и все полезли по ржавой лестнице.

Удача — фарт им сегодня шел, форточка была открыта; они без шума и треска вошли в коридор с площадки, на цыпочках подкрались к нужной двери. Двое встали по сторонам, оба с ножами в потных руках, Пентюх отошел на два метра, сокрушенно оглядываясь (места для разбега не хватало), и кинулся на дверь. Дверь была не на запоре,

легко распахнулась под его тушей, и он влетел беспомощной грузной птахой в черное нутро комнаты, врезался рожей во что-то очень твердое и отрубился.

Ему лили в грубо раздвинутые мокрые от крови губы коньяк. Он открыл глаза, — какой-то азиат присел над ним, ухмыльнулся. Пентюх не сразу сообразил, что лежит на полу.

— Больно, да? — весело спросил азиат. — Это ты на мое колено ненароком напоролся.

— Сука, — сказал Пентюх по привычке, пытаясь оглядеться.

Азиат встал, опустил подошву огромного башмака с толстой жесткой резиной ему на лицо и резко крутанул. Боль стрельнула, дикая, пульсирующая, но сознания Пентюх не терял, — услышал щелчок, нижняя челюсть как-то вдруг онемела и стала наливаться свинцом.

— Я тебе челюсть сломал. Чтобы не ругался. Ты говорить не пытайся, опять больно станет, — объяснил азиат. — А теперь вставай.

Пентюх не сразу встал, голова кружилась, болела, подкатывали из живота тошнотворные толчки, но выпрямился и огляделся. В комнате было тускло, лишь у стены горел красный торшер. На узкой кровати сидели спинам к стенке два его приятеля. У обоих головы бессильно свесились на грудь.

— Вы-ру-бил? — по складам, адски гримасничая от муки, спросил Пентюх шепотом, пытаясь стереть с губ пузыри крови.

— Ага, обесточил. Сейчас тащи их наружу, тем же путем, как вошли, через пожарную лестницу, — сказал ему азиат.

Азиат больше не улыбался. В руках ничего не держал, но Пентюх чувствовал селезенкой, что бои устраивать ему лучше не пытаться. Взял под мышки одного, Петю, потащил на выход. Азиат вежливо открыл ему дверь, сопроводил до конца коридора, ловко отпер дверь на площадку пожарной лестницы — опять в форточку (хоть и большую) Пентюх с товарищами уже не пролез бы.

— Тащи второго, — приказал азиат.

Пентюх сделал требуемое. Выдохся, пот катил, смешиваясь со струйками крови, по лицу. Ему было непонятно, как спускать приятелей вниз по лесенке, бесчувственных. Он вопросительно посмотрел на азиата. Тот пожал плечами и пнул лежащего на площадке парня. Тело нехотя перевалилось за край, исчезло внизу. Легкий мягкий удар. Пентюх бросился ко второму телу, это был Хохол, попытался как-то прикрыть, защитить от врага. Вдруг сдвинул Хохлу голову, та странно и легко болтанулась. И только теперь дошло до неудачного громилы, что у приятелей его сломаны шеи, они мертвы.

Азиат за шиворот оттащил Пентюха, сам сбросил и второго. Потом поставил плачущего Пентюха на край площадки.

— Как звать? — спросил.

— Гри-ша, — медленно сказал Пентюх.

— Гриша, тем, кто послал, скажи: он ждет и дальше их для беседы, — и азиат изящным пинком в грудь опрокинул парня в черную пустоту.

Что-то спасло Гришу. Как кошка, извернувшись телом, он успел приземлиться ногами и руками. С ногами что-то случилось, захрустели, как стебли кукурузы, в щиколотках. Так и остался лежать рядом с трупами, но зато был счастлив: живой! И почему-то не терял сознания, видел, как «чучмек» докурил, затем бросил вниз с площадки окурок. И тот долго-долго летел желтым светлячком, кувыркаясь и мигая, к нему…