Черный ангел

Гинзбург Мария

Брюн перескочила через груду одежды, разлетевшуюся по полу, и бросилась к кровати. Запустив руки под матрас, она торопливо и жадно пошарила там. На какой-то миг Брюн показалось, что Ирвинг унес книгу с собой. У Брюн потемнело в глазах от этой мысли. Хотя это была, конечно, паранойя. Ирвинг не знал и мог даже догадываться, какую роль сыграл его подарок во всем случившемся. А уж тем более о том, что книга сейчас здесь. Пальцы Брюн наткнулись на холодный переплет. Брюн сломала ноготь, но даже не заметила этого. Она вытащила книгу и распахнула ее.

Если бы инициация

произошла, книга молчала бы до тех пор, пока Даша бы не очнулась. Карл предупредил об этом Брюн, чтобы она заранее освоила все навыки, кажущиеся ей интересными.

Однако Маленькая Разбойница уже ждала свою воспитанницу. Правда, на этот раз она высунулась из красного пергаментного листа только по пояс.

— Привет, — сказала Маленькая Разбойница. — Что будем учить сегодня?

— Мне нужен боевой прием, чтобы уничтожить противника сильнее меня, — ответила Брюн сквозь зубы. — И такой, который можно освоить минут за десять.

— Тогда нужно действовать хитростью, — задумчиво ответила наставница. — А в чем сила противника, позволь узнать?

— Он выглядит как ангел, сотканный из оранжевого пламени, — ответила Брюн.

— Понятно, — кивнула Маленькая Разбойница. — Могу посоветовать вот что…

Глаза Карла были открыты. Казалось, что он рассматривает что-то очень удивительное на потолке. Но ничего удивительного на потолке не было. Да и свет люминофор был неприятен глазу, если смотреть на осветительную полосу в упор.

Первая же пуля пробила сердце Шмеллинга, и поэтому крови вытекло совсем немного. Однако два круглых отверстия рядом, чуть левее и выше первого, тоже были хорошо заметны. Из-за сгустков крови раны выглядели словно фантастические цветы, возложенные на тело скорбящими родственниками.

Брюн захотелось не заплакать даже, а завыть, повалиться на пол и биться там в судорогах и истерике. В горле запершило. В носу стало больно от подступающих слез. Она изо всех сил стиснула книгу, чтобы не поддаться этому желанию. Стальной обрез книги впился в ладонь Брюн. Это было неприятно, но несло какое-то странное наслаждение.

И вдруг она поняла, что вовсе не хочет плакать и голосить, как деревенская баба на поминках. Холодность и прозрачное спокойствие этой мысли отрезвили Брюн. Этих действий ждал от нее какой-то внутренний наблюдатель. Словно бы Брюн поверила когда-то, что может существовать только в глазах этого зрителя — и только до тех пор, пока она поступает так, как от нее ожидают.

И она поняла даже, кто является реальным прообразом этого эфирного наблюдателя.

Лот, конечно же.

Брюн мысленно плюнула мужу в лицо. Облегчение, которое она испытала при этом, на миг даже затмило боль от гибели Карла. Брюн бросила книгу на стол и легла рядом с любимым. Брюн поцеловала его. Карл был даже еще теплый. Она приподнялась на локтях и осторожно — ей приходилось делать это впервые — закрыла глаза Карлу.

Тут Брюн заметила серебряную искру около левого уха Карла. Она перегнулась через тело, присмотрелась повнимательнее. Это оказалась печатка. Когда Карл шел в дом Лота, он не знал, будет ли

он заниматься любовью, или нет, и потому он не снял перстня. Брюн это поняла по тому, что перед началом ласк Карл аккуратно стащил печатку с пальца и положил в карман рубашки. Это был открытый карман, без каких бы то ни было застежек. Брюн догадалась, что когда Карл упал от выстрела Ирвинга, печатка вылетела из кармана и оказалась на полу.

Она подняла перстень. На нем была выдавлена какая-то непонятная закорюка. Брюн не знала рун. Спросить, что она означает, теперь было уже некого. Брюн надела печатку. Она пришлась впору только средний палец правой руки. Для безымянного пальца печатка оказалась великовата.

Брюн поднялась, вытирая слезы тыльной стороной ладони. Она совсем уже хотела исчезнуть, кинуться в погоню за Ирвингом, но вовремя вспомнила о книге. Теперь это была жизненно необходимая вещь. Без помощи наставницы Брюн было не выжить. А Ирвинг наверняка освободил Лота, и тот скоро заявится сюда.

Брюн открыла вделанный в стену тайник. Створка была искусно оклеена такими же обоями, как и остальная часть стены. Для непосвященного человека она была совершенно незаметна. Открывался тайник нажатием на небольшую картинку в светлой лакированной рамке. Она висела рядом на стене. Внутри отделанной зеркалами ниши уютно разместились темные пузатые бутылки с коньяком, изящные и высокие — с вином. Водочные бутылки из прозрачного стекла выглядели как бедные родственники на семейном празднике. Они скромно стояли в уголочке, не бросаясь в глаза.

Брюн приподняла пару бутылок, передвинула другие, и положила книгу в бар. Затем она закрыла дверцу повторным нажатием на картинку и исчезла.

Мгновенно, словно была голограммой, и кто-то выключил подсветку.

Лот выбрался в коридор. Он тяжело припадал на разодранную кинжалом ногу. Эту рану Брюн не потрудилась перехватить повязкой. Теперь при каждом шаге из ранок выплескивалась кровь. Опираясь на стену, Лот добрался до гостиной. Он увидел Карла. Шмеллинг лежал на полу в луже собственной крови. Лот улыбнулся. Зрелище вдохновило Тачстоуна настолько, что он отделился от стены и смог самостоятельно сделать два шага, отделявшие его от трупа. Но тут силы оставили Лота. Он оперся на стол. Лот стоял, смотрел на черный от крови ковер и мертвого Карла. Глаза мертвеца были закрыты. Видимо, услышав выстрел, Шмеллинг инстинктивно зажмурился. Лот улыбнулся и поставил ногу на труп.

— Прощай, — сказал Тачстоун. — Если бы ты знал, как ты мне надоел! Тебя было не выколупать из твоего замка. Там тебе и надо было там сидеть, носа не высовывать…

Безвольно отброшенная в сторону, белая рука Карла приподнялась. Пальцы Шмеллинга сомкнулись на лодыжке Лота. Тачстоун вскрикнул от неожиданности.

Глаза Карла открылись. Они были абсолютно алые.

Лот закричал еще раз.

И это был последний его крик.

Кладбищенские березки перешептывались на ветру, словно сочувствуя Даше. Небо уже начинало сереть. Скоро должно было взойти солнце.