Черный дембель. Часть 4
Шрифт:
А вот фамилию, имя и отчество, написанные на бумаге, я прекрасно помнил. Так звали женщину следователя, которая год назад вела дело Ильи Владимировича Прохорова. Я даже воскресил в памяти её образ: улыбчивая, лет под тридцать пять, симпатичная, с приятным голосом.
Вечером ко мне в комнату вбежала Котова. Лена замерла рядом с моей кроватью, огляделась — убедилась, что у нас не гостили посторонние. Задержала взгляд на лице Кирилла, который только полчаса назад вернулся от Инги и теперь пребывал в плохом настроении (Рауде его даже в комнату не пустила); посмотрела
— Девчонок вчера допрашивали, — сказала она. — Милиция. Какие-то бумажки заполняли. Мне Лара об этом только что рассказала.
— Чего хотели? — спросил я. — Чем конкретно интересовались?
Котова уселась на кровать. Я вдохнул начальные ноты аромата рижской «Иоланты».
— О Венчике спрашивали, — ответила она. — О том собрании, после которого всё случилось. И о том, что произошло у Сельчика дома.
— Обо мне говорили?
Лена покачала головой.
— С Шировой — нет.
— Замечательно, — произнёс я. — Значит, обо мне им рассказала Рауде.
Заметил, что Котова сжала кулаки. Улыбнулся.
— О чём это она им наплела? — спросила Лена.
Я дёрнул плечами — пружины кровати скрипнули.
— Понятия не имею. Но очень надеюсь, что Инга не позабыла о нашем с ней разговоре.
Заметил, как нервно дёрнулся следивший за нашим разговором Кирилл.
Лена кивнула и заявила:
— Пусть только забудет о нём. Пусть только попробует. У нас есть хорошее средство для улучшения её памяти.
В понедельник мы с Кириллом преспокойно отсидели все занятия в институте — представители правоохранительных органов нас не побеспокоили. Ни разу за этот день не подняла на нас взгляд и наша комсорг. Кирилл неоднократно на переменах подходил к Рауде. Инга отвечала на вопросы моего младшего брата односложно. И тут же сбегала от него, будто в присутствии растерянно моргавшего Кирилла испытывала нестерпимый дискомфорт.
По номеру телефона, полученному от бабы Любы, я позвонил из таксофона в понедельник, по окончании учёбы.
Представился.
— А! Чернов, — ответил мне жизнерадостный женский голос. — Давайте-ка, дуйте ко мне. Со всех ног. Сейчас выпишу вам пропуск.
«Со всех ног» я не «дунул» — поехал на мотоцикле.
Заглянул в кабинет следователя — увидел там свою старую знакомую. Та сидела за письменным столом, что-то увлечённо записывала. Среагировала на стук — подняла на меня глаза, улыбнулась.
— Сергей Леонидович! Проходите, присаживайтесь. Напротив меня. Быстро вы добрались. Доехали на мотоцикле?
— Так точно, — ответил я.
Уселся на деревянный стул со спинкой.
Следователь положила на стол ручку, посмотрела мне в глаза. Всё ещё улыбалась.
— Сергей Леонидович, — сказала она, — поздно уже. Мой рабочий день почти закончен. Не задерживайте меня. Давайте-ка вы сейчас сами по-быстрому напишете чистосердечное признание. Нет, правда, ну а какой смысл с этим тянуть?
Глава 24
В кабинете следователя пахло крепким чаем и табачным дымом (этот запах казался старым, будто сохранился тут ещё со вчерашнего дня). А вот запаха духов я не почувствовал, хотя из-за стола на меня смотрела нестарая и симпатичная женщина. Я видел, что в похожих сейчас на зеркала стёклах окон отражались заваленные папками и канцелярскими принадлежностями столы, невзрачная люстра и большой металлический сейф (на котором стояли два гранённых стакана и стеклянный графин). Заметил я в окне и своё отражение. Невольно подумал, что мой взгляд сейчас походил на взгляд Феликса Эдмундовича Дзержинского, чей (обрамлённый узкой деревянной рамкой) портрет висел на стене позади внимательно смотревшей мне в глаза женщины следователя.
Я вздохнул, протянул к столу руку и сказал:
— Уговорили. Напишу. Какой из моих грешков заинтересовал следствие?
— Сергей Леонидович, а у вас их много?
Следователь снова улыбнулась.
Я пожал плечами.
— Ну, это смотря, с чьими грехами сравнить. Я взрослый мужчина. Не урод. И не женат. Поэтому грешу… время от времени. То с одной гражданкой, то с другой. Не отрицаю этого. Чистосердечно признаюсь.
Следователь кивнула.
— Охотно верю, Сергей Леонидович, — сказала она. — Но мы с вами не на заседании комитета комсомола. И меня сейчас не интересуют ваши амурные дела.
Она положила руку на стопку бумаг, что лежала на столе.
— Мне передали дело о нападении на гражданина Сельчика Вениамина Игоревича. Сергей Леонидович, что вы мне о нём скажете?
— О деле? Или о Венчике?
— О том и о другом.
— Они существуют, — сказал я. — Это единственное, что мне достоверно известно.
Следователь сощурила глаза.
— Это значит, что в нападении на гражданина Сельчика вы не признаётесь? — спросила она.
Я вскинул руки и ответил:
— Простите, но Венчик не женщина. С ним я точно не грешил.
Следователь вздохнула.
— Сергей Леонидович, хотите, я расскажу вам, как всё произошло? — спросила она.
— Как я согрешил с Венчиком?
Следователь пропустила моё уточнение мимо ушей. Она откинулась на спинку стула, прижала ладони к столешнице. И поведала мне историю о том, как я избил секретаря комитета комсомола Новосоветского механико-машиностроительного института. Поводом для нападения на Веню, по её словам, стала ревность моего младшего брата, чья подруга заночевала в квартире Сельчика. Ни о каких развратных действиях со стороны Вени следователь не упомянула. Она заявила, что у меня и у Вениамина в ночь с четверга на пятницу возник конфликт. Который завершился потасовкой. Следователь взглянула на мои кулаки и тут же изменила формулировку в своём рассказе: слово «потасовка» она заменила словом «избиение». Сказала: я трижды ударил Венчика по лицу.
В финале своего рассказа задала мне вопрос:
— Всё именно так произошло, Сергей Леонидович? Что-то добавите, уточните?
— Уточню, — сказал я.
Показал женщине свой правый кулак.
— После трёх моих ударов у нормального человека мозги бы разлетелись по стенам.
Следователь взглянула на мою руку.
— Я пришла к выводу, что либо вы били не в полную силу, либо…
Она замолчала.
— Либо у сына второго секретаря Новосоветского горкома КПСС не оказалось в голове мозгов, — продолжил я. — Вы это имели в виду?