Черный фотограф
Шрифт:
Осторожно прижавшись боком к машине, сыщик опустил в щель между дверцей и стойкой линейку, поддел тросик и легко открыл дверь. Чтобы конверт гарантированно попал в нужные руки, Леня приколол его с тыльной стороны переднего сиденья. Таким образом, если Поташов или его охранник сядут сзади, они неминуемо наткнутся на конверт с надписью «Поташову. Лично в руки».
Первая часть артподготовки успешно закончилась. Теперь нельзя было терять ни минуты, чтобы не дать клиенту времени опомниться. Леня прошел в штаб партии, махнув своим редакционным удостоверением.
— К пресс-секретарю, — уверенно бросил он
Тот показал рукой в сторону коридора и сказал:
— В секретариате только что был, посмотри там, — и заспешил по своим партийным делам.
Сыщик стал разыскивать секретариат. Вдруг из какой-то комнаты быстро вышла знакомая невысокая фигура и тут же скрылась за характерной дверью с символическим изображением мужчины на уровне глаз. Сыщик на цыпочках, стараясь шагать бесшумно, вошел туда же и, немного пригнув голову, сразу же определил, в какой кабинке находится лидер партии.
Из кармана он достал второй конверт и носком ботинка отправил его под дверь. Через мгновение рука с белыми манжетами рубашки, заколотыми дорогой запонкой, подобрала конверт с кафельного пола. Сыщик пулей выскочил за дверь и вскоре уже шагал по улице, залитой совсем весенним ярким светом. Вторая часть артподготовки также завершилась удачно.
Теперь было совсем просто. Леня уже спешил в депутатский дом, где, по недавно выцарапанным им из газет косвенным сведениям, жила семья Поташова. Милиционер на входе выглядел грозно и неприступно.
Леня достал конверт, уронил его в мокрую кашу уличного черного снега, слегка потоптал и свободной походкой человека, у которого совесть чиста и все в жизни прекрасно, подошел к милиционеру.
— Слушай, я тут на улице конвертик нашел, — сказал равнодушно он. — Это не вашему жильцу ли, глянь.
На конверте предусмотрительно было написано: «Штаб-квартира партии народного единства. Для Н. Поташова». А сверху, подчеркнутое красным фломастером, красовалось слово «Важно». Конверт после обработки был местами грязный и мокрый и действительно имел вид случайно найденного на улице.
Милиционер задумчиво почесал затылок и сказал нерешительно:
— Нам не положено…
— Ну вот, — озабоченно произнес Леня. — Да тут же «Важно» написано, может, и вправду что важное. Может, глянуть, что там?
— Не трожь! — сразу же вскинулся милиционер, с опаской взял в руки конверт и пощупал его. — Вдруг правда чего-то важное. А где нашел?
— Да на тротуаре валялся. Дай, думаю, отдам. Жильцы-то у вас государственные люди… — сказал Леня и, развернувшись, вышел на улицу. За судьбу третьего конверта, самого важного из всех, он был спокоен. Такой примерный служака, приняв на себя ответственность за «государственной важности» бумагу, побоится ее вскрыть или выкинуть. Максимум, что он может сделать, — это обратиться к начальству, но и в этом случае конверт дойдет до адресата.
А там лежала не только фотография, но еще и письмо, в котором немногословно сообщалось, что негативы и полный комплект интересующих его снимков господин Поташов может получить, если выполнит следующие условия: уже завтра в указанном
К письму прилагался план, на котором красным крестом был отмечен тайник. Это был район новостройки, неподалеку от пустыря, на котором уже было приготовлено место. Леня отлично знал все подходы, выходы и особенности этого района — рядом находился дом его родителей. Пустырь превосходно просматривался из родительской квартиры, он был малопосещаем, и даже собачники обходили его стороной, потому что там не росли ни кустики, ни деревья — постоянные объекты внимания их питомцев.
Тайником служила крышка от канализационного колодца, которую Леня с большими усилиями отодрал в соседнем дворе и водрузил на нужное место. Под крышкой было небольшое углубление, в котором прекрасно поместилась бы пачка с деньгами.
Операция тщательно продумывалась. Во-первых, десять тысяч — не очень уж большая сумма для такого влиятельного человека. Судя по расходам партии на рекламную шумиху, ее оборот составляет многие сотни тысяч долларов. Доходы от нефтебизнеса и продажи оружия, если они действительно были, вообще исчислялись астрономическими суммами.
Неужели господин Поташов пожалеет за такую скромную, по его меркам, сумму приобрести великолепные снимки? А какая виртуозная работа фотографа! Какой риск для жизни! А разбитая машина друга, расходы на новую оптику? Если посмотреть, подсчитать, не такое уж это и выгодное дело — шантаж. Средств и энергии уходит масса — ходишь, можно сказать, под пулями, а строптивые клиенты так и норовят обмануть, как, например, Феофанов — скрылся, и ищи-свищи его. В нынешней ситуации Леню утешало только то, что такой популярный человек, как Поташов, не мог от него скрыться в неизвестном направлении, — он неизбежно должен всплыть, став мишенью в журналистской охоте.
Смущало Леню только то, что такой могущественный политик, имеющий, по слухам, связи и с КГБ, мог бы легко «убрать» шантажиста, если бы, конечно, отыскал его. Поэтому-то он и опасался лично встречаться с клиентом. Надо было получение денег организовать так, чтобы самому остаться вне поля зрения и быстро смотаться в случае неудачи. Но если уж подфартило в начале «дела», если уж удалось скрыться из такого охраняемого учреждения, как загородный бордель, то, как считал Леня, ему должно было повезти и на заключительном этапе операции. Просто обязано было повезти!
Леня, готовый к борьбе, сидел на окне родительской квартиры. Свет был погашен, чтобы контур сидящего не привлекал ничьего внимания. Театральный бинокль лежал наготове. Весь пустырь, залитый ровным светом, льющимся из освещенных окон расположенных поблизости многоэтажек, прекрасно просматривался сверху, с двенадцатого этажа. Фигура любого человека, проходящего по белому, еще не успевшему растаять снегу пустыря, отчетливо выделялась на светлом фоне. Леня дежурил с пяти часов вечера. Недоумевающих родителей он не впускал в комнату, объяснив, что ему нужно кое о чем подумать.