Черный Город
Шрифт:
Я знал, что любой психолог сказал бы мне, что мне необходимо подвести итог этому этапу своей жизни и решить свои психологические — да и ментальные — проблемы, прежде чем я смогу наладить свою дальнейшую жизнь. И что уже тот факт, что я отказываюсь говорить об этом с кем-либо, а тем более с Кассандрой, является неоспоримым подтверждением того, что у меня имеется серьезная проблема. Проблема, которую было необходимо как-то решить.
Но что, черт побери, они в этом понимают?!
Рассеянно размышляя обо всем этом и невольно пытаясь мысленно оправдаться перед самим собой за свои поступки и найти для них какие-то веские причины, я вдруг увидел, что уже добрался до предпоследней террасы этой ступенчатой пирамиды и что передо мной остался еще лишь один ярус из гранитных блоков — пониже и, естественно, поуже, чем все предыдущие.
Глубоко вздохнув, я начал подниматься по последним ступенькам, отделявшим меня от вершины пирамиды, думая о великолепном виде, который открывается оттуда на весь город. Когда наконец моя голова оказалась выше уровня последней террасы и я смог на нее взглянуть, первое, о чем я подумал, так это отсутствие здесь растительности. Да, в отличие от предыдущих террас, на этой почему-то вообще не было никакой растительности…
Второй мыслью, пришедшей мне в голову, была мысль о том, что от большой физической нагрузки кислород перестал поступать мне в мозг и у меня началась галлюцинация.
51
Как можно описать нечто такое, что абсолютно невозможно ни с чем сравнить? Как можно дать ему какую-либо оценку, если мы в своей жизни еще никогда не сталкивались с тем, что было хотя бы отдаленно на него похоже? Иначе говоря, как можно объяснить необъяснимое?
Все еще тяжело дыша от физического напряжения, я, взобравшись на край этой последней террасы площадью примерно триста квадратных метров, выпрямился. В центре террасы покоилась — я бы сказал, венчая пирамиду, — большая голова из черного гранита. Она смотрела на меня пристальным взглядом непропорционально больших глаз, в выражении которых чувствовалась ярость. Из ее разинутой пасти торчали острые хищные клыки, за которыми виднелась темная глотка — еще более темная, чем камень, из которого эта голова была высечена. Черепная коробка у этой головы с псевдочеловеческими чертами была вытянута и суживалась к затылку, а на самом затылке имелся уже знакомый мне выступ.
Это была, без всякого сомнения, скульптура того самого «демона», изображение которого мы видели высеченным на гранитной стене помещения, в котором нам довелось провести свою первую ночь в городе Z. Эта скульптура достигала нескольких метров в высоту и казалась чудовищем, изготовленным для съемок научно-фантастического фильма еще в семидесятые годы… От одного взгляда на него становилось страшно.
И тут я услышал за своей спиной шаги, затем раздалось какое-то ругательство, произнесенное женским голосом, и, наконец, на гранитную поверхность террасы шлепнулась куча сухих веток. Следующее, что я услышал, — это восклицание на языке, которого я не понимал. Обернувшись, я увидел побледневшее лицо Иака, который таращился, глядя прямо перед собой, а его глаза, казалось, едва не повылазили из орбит. С силой сжимая висевший у него на шее амулет, туземец шептал дрожащим голосом что-то вроде молитвы — молитвы, в которой я смог понять только одно слово, снова и снова повторяемое Иаком:
— Морсего… морсего…
— А откуда ты знаешь, что это голова одного из морсего, о которых ты нам рассказывал, если тебе никогда не приходилось ни одного из них видеть? — спросил у Иака профессор, похлопывая ладонью по щеке огромной каменной головы.
Туземец, уже десять минут стоявший на коленях без движения, ответил:
— Если вы видеть большой красный человек, ноги как у коза, с рога на голова и с хвост, вы разве не думать, что это быть дьявол, хотя вы никогда не видеть дьявол?
— Это не одно и то же…
— Нет, одно и то же. Все люди в сельва знать, как выглядеть голова у морсего. Не нужно видеть этот голова, чтобы знать, какой она.
— Послушайте, — перебила их сидевшая чуть поодаль Касси, втягивая ноздрями воздух, — а вы не чувствуете никакого запаха?
— Запах гниющего мяса, — ответил я, морща нос. — Наверное, где-то неподалеку валяется мертвое животное.
— А мне кажется, что он исходит от нее, — сказала Кассандра, поднимаясь на ноги и показывая на каменную голову.
Пока бывший преподаватель средневековой истории и туземец продолжали свой спор, Касси подошла к жуткой скульптуре и, к удивлению всех присутствующих, схватилась за один из клыков и стала карабкаться в разинутую пасть этого «демона».
— О Господи! — воскликнула она. — Как тут воняет!
Улегшись животом на нижнюю губу «демона», она повернулась к нам и крикнула:
— Идите сюда! Вам следует на это взглянуть!
Иак опять очень сильно побледнел от подобного проявления неуважения и, подняв взгляд к небу, снова стал поспешно бормотать то ли какие-то молитвы, то ли извинения, однако профессору и мне было уже не до того, что он там бормочет. Подражая Касси, мы улеглись животом на толстую каменную губу и посмотрели туда, где вроде бы должен был находиться каменный язык. Однако вместо него там зияло темное отверстие, в котором терялся тусклый вечерний свет.
— Святые небеса!.. — пробормотал профессор, слегка отпрянув назад и недовольно поморщившись. — Какой жуткий запах!
— Здесь ничего не видно, — сказал я, гнусавя, ибо на всякий случай заранее зажал себе нос пальцами.
— Именно так! — кивнула Кассандра, тоже зажимая нос.
Я посмотрел на мексиканку, которая залезла аж по пояс в пасть этого «демона», и заметил:
— Если это шутка, то не очень остроумная…
— Посмотри-ка лучше вот на это, — заявила в ответ Касси.
После этого она — совсем не по-женски — издала ртом не очень приятный звук и изо всех сил плюнула прямо в каменную пасть.
Я невольно мысленно улыбнулся этому ее поступку, больше подходящему для какого-нибудь шоферюги, чем для красивой молодой женщины, но уже мгновением позже до меня дошло, что хотела показать мексиканка.
В пасти «демона» ничего не было видно как раз потому, что там ничего и не было: голова этого так называемого морсего была внутри полой, причем эта полость, похоже, уходила по его широкому горлу вглубь пирамиды. У меня невольно возник вопрос, насколько глубоко она туда уходит, и мне тут же пришла в голову идея, как это можно выяснить.
Я поспешно спрыгнул на гранитную террасу и, подойдя к Иаку, который старался не смотреть на совершаемое нами святотатство, взял одну из лежавших возле него сухих веток, прикрепил к ней тонкой и длинной полоской коры кучку сухих листьев и поджег их при помощи зажигалки. Когда мне показалось, что пламя стало достаточно большим, я снова направился к каменной голове, бросив напоследок взгляд на туземца, который косился на меня, качая головой.
— Отодвиньтесь-ка на минутку, — сказал я своим друзьям, которые тут же поняли, что я задумал, и чуть отпрянули в сторону.