Чёрный Корпус. Отряд "Зеро"
Шрифт:
Я не слушал его охов и ахов. И тем более не собирался ничего объяснять про "добровольность". Мне очень хотелось, чтобы всё закончилось поскорее.
До лаборатории мы добрались минут за десять.
Всё это время профессор любезно просвещал меня, Шармата и конвой о проблемах современной нейролингвистики.
– Понимаете, проблема взаимосвязи психики и соматики уже давно интересует нас. Наверняка вам известны случаи, когда человек под действием внушения или самовнушения может совершать невероятные вещи, в том числе выдерживать высокие и низкие температуры, не чувствовать боли, останавливать кровь из смертельных ран и многое другое. Нейролингвистика как раз занимается изучением этого
– Простите, Фёдор Михайлович, нам не нужны параметры, нам нужны действия Алексея Витальевича и тех лиц, с которыми он общался в конкретный момент времени, - Шармат, вежливо улыбаясь, вернул гения на землю. Профессор поправил очки, нервно и недовольно покосился на адвоката.
– Я знаю, зачем вы здесь, любезный, - в голосе светила нейролингвистики появился холод.
– Прекрасно знаю. Входите.
Глава 6. Погружение в прошлое
Лаборатория оказалась просторной, хотя вдоль стен плотно стояли различные агрегаты. Но моё внимание приковало длинное кресло, с которого свисала, наверное, целая тонна датчиков. По сравнению с этим монстром, кресло в больнице Визо - просто ни о чём. Ладони вспотели, и я постарался незаметно вытереть их о штаны. Курить хотелось просто смертельно.
– Снимите с него наручники, - профессор погрузился в изучение моей медкарты на одном из экранов.
– Чем болели в детстве?
– Простудой, - я протянул руки командиру конвоя. Тот не спешил. Шармат заметил, нахмурился.
– А потом?
– Гений нейролингвистики хмурился не меньше адвоката, пролистывая электронку.
– Ничем? За двадцать с лишним лет? Ни разу даже не чихнули? Даже зубы не лечили? Тринадцать лет стаж курильщика - и ни одной жалобы? Лёгкие чистые, как у младенца?! Проникающее ранение грудной клетки зажило как на собаке. Переломы срастались всегда правильно и быстро. А ведь, если верить данным обследования, их у вас было немало. Агрессия в красном секторе, но зафиксирована только единственная вспышка. Как ваши повреждения?
– Профессор, наконец, высунул нос из моей карты и увидел, что наручники до сих пор на мне.
А я стоял и думал, что после военного госпиталя на Рапистре терпеть не могу докторов, больницы и всего, что с ними связано. А что лёгкие чистые, так это не моя заслуга, а производителей сигарет, фильтры у них хорошие. Да не так уж много я курю...
– Не понял, - светило нейролингвистики поправил очки.
– Эээ... Любезный, как вас там, снимите с пациента наручники.
– Не положено, - командир конвоя не собирался сдаваться. Профессор посмотрел на Шармата.
– Господин адвокат, думаю, это ваша работа. Мне нужен пациент в обнажённом виде и без всяких металлических штуковин на теле. Это оборудование стоит дороже вашей машины, и, если во время эксперимента замкнёт протонный контакт, вы будете иметь хорошо обугленный труп и разрушенную лабораторию. Итак?
Шармат кивнул и пошёл в атаку на конвой. Я перевёл взгляд сначала на кресло, потом на местного гения. Профессор наблюдал за перебранкой и прятал в короткие усы усмешку.
– Вам смешно?
– я нервно сжал кулаки. Мне не до смеха. Известие, что в один момент я могу не просто стать слабоумным, а ещё и превратиться в головёшку, малоприятно. Только нереальное ощущение тонкой опоры под ногами вселяло надежду, что всё обойдётся. В остальном этот гений науки прав: на мне всё заживает как на собаке. Вон, за пару дней даже царапин не осталось. И не биогель помог. Сколько себя помню: после той ночи на Рапистре всегда так было. Я никогда об этом особо не задумывался. Рад был, что не болею. Видимо, с родительскими генами повезло.
– А вам нет?
– светило нейролингвистики посмотрел на меня и посерьёзнел.
– Вы слишком напряжены, Алексей Витальевич. Это плохо. Вы должны расслабиться, тогда всё пройдёт быстрее и легче.
Я покосился на командира конвоя, который связывался с начальством, на взмыленного Шармата и усмехнулся. Помирать, так с музыкой.
– Покурить можно?
– Можно, - профессор похлопал себя по карманам халата, выудил пачку "Самманиэль" и протянул мне. - Доза никотина вам только на пользу.
Я не успел взять сигарету. Ладонь командира конвоя легла на плечо.
– Руки.
С сожалением смотрю на курево, но какое облегчение, когда на запястьях ничего нет!
– Держите, - профессор протягивает сигарету и улыбается.
– И раздевайтесь. А вас, господа, попрошу оставить помещение лаборатории.
– Не по...
– начинает командир, но натыкается на взгляд Шармата, горящий мрачным огнём решимости, и молча разворачивается к выходу.
– Вас тоже касается, любезный, - стёкла очков местного гения издевательски блеснули. Шармат вытирает лоб. Я закуриваю и попутно стягиваю робу.
Почти счастье.
– Пара формальностей, профессор. Это недолго. Алексей Витальевич, - он выуживает из своей папки стопку бумаг. - Вам необходимо подписать несколько документов.
– Каких?
– я покосился на свои руки. Пальцы, да и не только они, заметно подрагивали. Несмотря на дозу никотина. Спокойно, Лёха. Спокойно. Всё будет нормально.
Пепел прямо на пол, хозяин лаборатории не возражает, а миниатюрные роботы-уборщики тут как тут. Гений нейролингвистики кивает, закуривает сам и отправляется раздавать указания по подготовке эксперимента.
– Приказ о вашем увольнении.
Вот так-так. Быстро в управе сработали.
– По какому основанию?
Спросил и подумал: а мне не всё равно? Через пять лет, если они будут, эти пять лет, меня и так уволят за...
– По инициативе работодателя в связи со штатным сокращением вашего отдела.
Ого! И чем я заслужил такую честь?! Не дожидаясь суда, не по статье за несоответствие занимаемой должности, не по собственному (хотя какое тут собственное?), а по сокращению!
– Пособие тоже выплатили?
– не сдерживаю ехидства, но Шармат абсолютно серьёзен.