Чёрный Корпус. Отряд "Зеро"
Шрифт:
Мы посмеялись и на какое-то время перестали бояться. Лагерь повстанцев был взят.
Но я на всю жизнь запомнил слова командира о том, что жить и умирать надо человеком, а не трусом.
Игорь подорвался на секретной мине-ловушке на следующий день в захваченном нами лагере. Он пытался открыть сейф с документами.
Мне, тогда ещё ефрейтору, пришлось взять командование отрядом на себя. Мы удержали позиции до прихода победоносных войск Федерации. Я получил первый орден. Но всегда считал, что он принадлежит Игорю.
Тогда у меня были
Теперь, сидя в знакомой до последней пылинки одиночке и ожидая неизбежного, я не мечтал и не строил планов. Я думал, что будет со мной завтра.
Шармат ошибался: я не геройствовал. Мне хотелось выжить. А если и умирать, то не бессловесной скотиной, а человеком.
Страха смерти не было: три года в отряде "С" не прошли даром. Когда постоянно убиваешь сам, когда рядом всё время кто-то погибает - свои или чужие, - к мысли о том, что жизнь может легко оборваться в любой момент, привыкаешь волей-неволей.
А Грань под моими ногами мягко пружинила.
За мной пришли рано утром.
Снова наручники, автозак и спецполоса. Ехали долго. Огромное серое здание, филиал ИИВНС, Института исследования высшей нервной системы, расположилось за пределами города, в собственной закрытой зоне. Только здесь находилось нужное оборудование для сканирования памяти.
Собственно, сама эта процедура являлась разработкой ИИВНС.
Автозак для проверки останавливали несколько раз. ЧК - это ЧК, а наука - это наука. Секретные методы, секретные идеи, секретное оборудование. Про ИИВНС ходило не меньше слухов, чем про Чёрный Корпус. Я предполагал, что ЧК имеет отношение к работе любого научного института, но сам оказался здесь впервые.
Здание выглядело величественно и строго. Высокое, стройное, оно устремлялось в голубую синь, словно грозя нанизать на тонкий шпиль центральной башни проплывающие пушистые облака. Окна ослепительно сияли солнцем и небом. Я сморгнул, коротко огляделся, пока конвоиры решали свои вопросы. От въезда до главного входа - настоящая аллея из стройных кипарисов, специально привезенных с Земли. Между ними - посыпанные кварцевым песком дорожки. Вокруг аллеи - широкая полоса для транспорта. Перед главным входом - огромная подъездная площадка, ровная настолько, хоть правительственный катер сажай. И у самых дверей - роскошная чёрная VXL-800/4. Цена у этой красотки раза в два больше моей мнимой взятки. Любопытно, чья она. Местного гения или...
Додумать я не успел: конвой дал понять, что время вышло.
– Адвокат здесь?
– Я не торопился на свидание с прошлым. Пока Шармата не видно, можно потянуть время.
Не вышло.
– Вон он, - короткий кивок в сторону VXL-800/4.
– Пошёл.
Пришлось последовать за командиром конвоя. Значит, мобиль принадлежит Шармату. Понятно, почему он за свою репутацию переживал. Не каждый адвокат может позволить себе такой мобиль иметь. Сколько же я буду ему должен?
Спрошу при случае.
Под строгим конвоем я направился к прозрачным дверям ИИВНС.
Внутри - светло и чисто до того, что, кажется, сам воздух пахнет стерильностью. Охраны на виду нет, всё на электронике. Появление в светлом просторном холле моей персоны, в робе, наручниках и в сопровождении конвоя, заставило сотрудников института сторониться и прижиматься к стенкам.
Только один человек в белом халате при виде нас с радостью потёр сухие ладони с длинными узловатыми пальцами и довольно сощурился через старомодные очки. Высокий и тонкий, как спица, на вид - лет сорок. Короткие усы, аккуратная бородка. Только волосы седые.
– Кандидат биологических наук, профессор нейрологии, лауреат нейролингвистики и так далее и тому подобное. Одним словом, Фёдор Михайлович к вашим услугам, - он дернулся протянуть мне руку, но смутился, заметив наручники и резко напрягшийся конвой. А вот Шармат, успевший появиться из-за спин охраны, просить себя не заставил.
– Фёдор Михайлович, для меня большая честь познакомиться с вами! Вы - светило нейролингвистики!
– Шустрый малый обхватил руку лауреата ухоженными ладонями и активно затряс. Профессор удивлённо вздернул брови, но руку освободил не резко, осторожно.
– Для меня тоже... эээ...
– Зарубин Шармат Иванович, адвокат Алексея Витальевича, - без запинки выдал этот шельма.
– Хорошо, я вас понял, - профессор поправил очки, изучая меня. Стекла бликовали в свете ламп, и разглядеть цвет и выражение глаз этого светила науки было затруднительно.
– Алексей Витальевич, вы действительно добровольно...
– Да, - я тщательно старался не подать виду, что волнуюсь.
– Абсолютно.
– Хорошо, - профессор улыбнулся.
– Идите за мной. Лаборатория находится в секторе 8-Б, сороковой этаж. Лифт за следующим поворотом.
Мы проходили мимо многочисленных аудиторий и лабораторий. За стеклянными дверями я видел различные экспонаты, плакаты глубоко научного содержания, стеллажи с препаратами и непонятное оборудование. В другое время я бы с любопытством смотрел по сторонам: увлекался биологией в детстве. Не будь восстания, с удовольствием бы выучился на специалиста в этой сфере, чтобы работать в подобном институте. Но сейчас я находился здесь в качестве подопытного кролика. Грань же под ногами дарила то ощущение зыбкости, то, наоборот, уверенность, что всё будет хорошо.
И это меня ничуть не радовало.
Проще говоря - я здорово нервничал. Даже моих начальных знаний в нейролингвистике хватало, чтобы оценить всю опасность предстоящей процедуры. Сорок процентов успеха означало, что риск стать слабоумным для меня очень велик. В иных обстоятельствах я бы не согласился и на один процент такого риска.
Однако профессор, который вёл нас в свою лабораторию, едва не светился от счастья.
– Алексей Витальевич, я так рад, что вы добровольно решили помочь науке в познании...