Чёрный лама

Большаков Валерий

– Беру, – кивнула Облонская, обшаривая взглядом трясущегося мужичка. Губка ее дернулась, выдавая брезгливость. – Еще что-нибудь было при нем?

– А вота! – пробасил пожилой казак с окладистой бородой. Он вынес яркую сумку и осторожно положил на траву. В сумке звякнуло.

– Илья.

Паратов присел на корточки, мигом обыскав ручную кладь, но ничего, кроме пары пустых бутылок из-под пива со странным названием «Клинское», не нашел.

– Кто был свидетелем явления? – строго спросила Марина.

– Я! Я! – послышались

взволнованные голоса. – Да мы все, почитай, свидетели!

Облонская указала на женщину в строгом синем платье с кружевами, и та затараторила:

– Рамка такая образовалась вдруг, прямо над огородом соседским! Голубая вся, и светится, а потом будто кто окошко отворил – прямо в воздухе висит, а за ним… Господи пресвятый! Машина такая, вроде паровика, желтая вся, костер горит, музыка откуда-то, а потом этот появился, – свидетельница указала на сжавшегося ходока. – Он спиной ко мне шел, Лёху какого-то окрикивал, да так и вывалился – прямо на клубнику! Помял всю, проклятый…

– Спасибо большое, – серьезно сказала Марина, и подала знак казакам, не отпускавшим ошалевшего мужичонку: – Проводите нас к речке поближе, приватности ради.

Оглядев взволнованную толпу, она вздрогнула, заметив давешнего «прожигателя». Мужчина в пальто перехватил ее взгляд, и отвел глаза.

– Марина Васильевна! – позвал Илья.

– Иду, иду, – недовольно сказала девушка.

Допрос ходока ничего особенного не дал. Зовут «Кот… то есть, Костик… Тьфу, ты! Константин. Константин Попов».

Отдыхал с друзьями на речке, выпивали вместе. Шашлыки еще были, а пиво кончилось. Бросили жребий: «Кто идет за «Клинским»?»

Переквалифицироваться в «гонца Золотые Пятки» выпало «Коту». Только, вот, сбегать за «пивасиком» не вышло – оказался здесь.

– Да где ж я? – скулил мужичок, терзая майку. – Где?! Или это всё глюки? Так я и не пил почти…

– Успокойтесь, – ворковала Марина. – Все будет хорошо. Вы не сошли с ума, вы живы-здоровы. Вам просто не повезло… Или – повезло.

Ходок, вроде бы, успокоился, понурился, и вдруг резво отскочил, едва не кувыркнувшись с бережка в речку, да и задал стрекача. До казаков не сразу дошло, а вот Илья не сплоховал – бросился «Коту» наперерез, повалил мужичка.

Тот заверещал, отбрыкиваясь и неумело тыча кулаками, а после вцепился зубами делопроизводителю в руку. Теперь уж Илье пришел черед орать.

Казаки будто опомнились – навалились, споро скрутили вырывавшегося ходока, трубно ревущего и матерно поносящего всех подряд. Паратов отвесил ему ха-арошую затрещину здоровой рукой, сказав с укоризной:

– Как же можно при дамах-то? Стыдно-с!

– Илья! Да он тебе до крови прокусил! Совсем с ума сошел…

– Так-то так…

– Николай Ефремыч! Будьте так добры, передайте аптечку!

Обработав рану, Облонская перевязала Паратова, после чего велела ему срочно связаться с командором Ордена во Владивостоке, и вызвать дирижабль – не с собой же тащить ходока?

Публика

эта известная… Покусает еще.

Комтурия Ордена расположилась на острове Русском, через пролив от Владивостока.

Обнесенная по периметру высокими стенами, словно маленький Ватикан, комтурия не поражала скученностью, хотя орденские спецы много чего тут понастроили.

В большом ухоженном парке расположились школа и училище, склады, торговая фактория, мастерские и лаборатории, дома и гостиницы, были тут своя гавань и причальные мачты.

Когда орденский дирижабль пришвартовался, Марина вышла на решетчатый причальный пирс почти стофутовой высоты, гудевший под свежим ветром с моря.

Дважды она прилетала сюда, в комтурию, но ни разу не спускалась на землю: отношение к Ордену у нее было сложным и запутанным – в душе уживались почтение и враждебность.

Да, все они, эти командоры с магистрами, молодцы – мир берегут, за стабильностью и благополучием смотрят, за прогрессом следят, чтоб технологии не переросли дух и нравы.

Всё это славно и просто замечательно, но она – подданная Российской империи, и не желает, чтобы Орден водил её Родину на помочах, как дите неразумное!

Опять у меня эмоции на первом месте! – покривилась девушка, и громко позвала Паратова:

– Илья! Поехали.

– А ходок?

– Без нас разберутся!

Илья посмотрел на подъезжавшие паромобили, перевел взгляд на замотанную руку, и кивнул.

– Так-то так… Поехали!

3. Российская империя, Владивосток

Стремительный паровоз, обтекаемый, как дирижабль, несся по дуге, уводя за собою вереницу вагонов. Из окна купе Антону было хорошо видно, как бешено толкаются его рычаги.

Газ, сгоравший в топке, не давал дыма, и только отработанный пар расходился тающими вихрями, обмахивая зализанную будку и чуть выпиравшие полушария тендера. Это было красиво, но и говорило о плохом присмотре в депо – видать, прокладки в конденсаторе прохудились, раз уж пара столько выходит зазря…

– Красота-то какая, етить-колотить! – проговорил Еремей Потапович, заглядывая в окно. – Лепота!

– Во-от! – затянул Уваров. – А ты еще ехать не хотел.

– Дык, ёлы-палы… – смутно сказал ординарец.

За окном, словно караван добродушных исполинов, курчавых от зелени, проходили невысокие сопки. А вот и море блеснуло, выказывая самый кончик залива.

– Ишь ты его…

Поезд то прижимался к самому берегу, то отходил, повторяя изгибы Великого Сибирского пути. 17

17

Первое название Транссиба.