Чёрный шар
Шрифт:
Ибо тем, кто чувствовал себя забытым, цветы говорили: "Вас помнят и любят".
Тем, кто считал себя виновным, они несли прощение и разрешение от мук.
Тем, кто замкнулся в себе, они напоминали о красоте Жизни.
Тех, кто пошел против мира, они примиряли с ним.
Тем, кого придавил к земле груз прошлого, они дарили понимание и облегчение.
Для тех, кто считал себя обойденным, они значили запоздалое признание.
А те, кто устал от жестокости, приняли их как знак мягкости, нежности и покоя.
В
Они поблагодарили бы Вертена Ю, если бы они могли.
Но увы – никто даже не знал его имени.
***
Рассказ окончен, и мы в замешательстве. Чего мы точно не желали, так это возбудить сочувствие к Вертену Ю. Скажем прямо: жалеть его – значит оскорблять его поступок, полагая, что можно было обойтись и без него. Подобный подход свидетельствует лишь о непонимании тех законов, по которым будет устроен грядущий упорядоченный мир. То, что нам кажется подвигом, для людей вроде Вертена Ю станет нормой, поскольку люди эти будут бесконечно нравственнее, добрее и мудрее, нежели когда-нибудь станем мы.
Но пока этих людей еще нет, и упорядоченный мир настанет совсем не скоро. Да, старые чувства – гордость, ненависть, зависть, тоска – породили Забытую Армию, но старые же чувства – любовь и нежность – рассеяли ее ряды. Не пристало ли нам поэтому оставаться хоть немного старомодными – восхищаться тем, что мы, люди неупорядоченного мира, считаем подвигом, и проливать слезы над тем, что у нас вызывает жалость? Не стоит ли быть довольными тем, что имеем? Все это трудные вопросы, и мы не беремся разрешить их в этом скромном рассказе – и без того сказали мы больше, чем следует.
Повелитель Красная Дама
Цикл ФОТУРО
ЧЕРНЫЙ ШАР
Я только успел налить себе суп, как Маша сказала:
— Видишь черную точку возле люстры?
Я поднял глаза. Действительно, в нескольких сантиметрах от лампочки неподвижно висела крохотная черная точка.
— Муха, наверное, — сказал я.
— Нет, — ответила Маша. — Не похоже. Посмотри, она, кажется, становится больше.
Я подавил раздражение — вечно этой дуре что-нибудь мерещится — и сказал:
— Да какая разница! Ешь давай, остынет.
— Саш, мне она не нравится.
О, Боже мой, подумал я. Опять…
— Маш, — сказал я. – Это просто черная точка. Что в ней плохого? Она же ничего не делает.
– Не знаю, – сказала Маша. – Мне просто неуютно. Я никогда таких штук не видела.
— Ты вообще в своей жизни мало что видела, – сказал я. – Забудь о точке и ешь суп.
Некоторое время мы ели молча. Наконец, Маша отложила ложку:
– - Все-таки я лучше позвоню папе, – сказала она. – Может быть, он знает, что это такое.
– Не смей, – сказал я. – Я не хочу его видеть.
– Но он, наверное, все объяснит…
– Я сказал – нет!
Маша замолчала. Я посмотрел на точку – действительно, она увеличивалась. Если сначала она была с булавочную головку, то теперь она сравнялась размером с мячиком для пинг-понга. Почему-то мне казалось это нормальным – растет и растет, хуже от этого никому не будет.
– Запомни, Маша, – сказал я. – Если ты хочешь оставаться со мной в хороших отношениях, никогда – ты слышишь? – никогда не приглашай сюда своего отца! Хватит с меня, понятно?
– Хорошо, – кивнула Маша. Однако я знал, что она врет. Стоит мне уйти, и она позвонит отцу. Тот приедет, и все начнется по-старому.
– Хорошо, – повторила Маша. – Я потерплю эту штуку. В конце концов, она же ничего не делает, так ведь?
– Да, – сказал я. – Абсолютно ничего.
– Только растет потихоньку…
– Да, – сказал я. – Просто потихоньку растет. Ты против?
– Я? – переспросила Маша. – Нет, что ты! Просто, знаешь, такое не каждый день случается…
– Верно, – согласился я. – Но это не значит, что мы должны звонить твоему отцу всякий раз, как что-то происходит.
– Не должны, – согласилась Маша. – Но знаешь… Давай, я ему все-таки позвоню – ну, так, на всякий случай?
– Нет, – сказал я.
– Но, Саша, – сказала она, – это же поможет…
– Нет, – сказал я.
– Саша… Посмотри!
Я взглянул наверх и увидел, что шар достиг размеров футбольного мяча. Это немного настораживало, однако дальше он пока что не рос.
– И? – сказал я. Но Маши уже не было в комнате. Из коридора доносился торопливый писк набираемого номера. Я различил пятерку, девятку, тройку… Номер ее отца!
Дальнейшее я помню плохо. Под рукой у меня оказался молоток, и она даже не успела вскрикнуть – так быстро все получилось.
С молотком в руке я стоял над трупом своей жены. Кровь уже остановилась, а та, что вытекла, впиталась в ковер. Надо было куда-то спрятать тело. Я посмотрел на шар, и почему-то мне показалось, что это наилучшее место. Он небольшой, но тело наверняка в нем поместится, решил я.
Я поднял труп жены и приблизился к шару. Он неподвижно висел в центре комнаты – абсолютно черный и словно невесомый. Тем не менее, когда я для пробы погрузил в него ноги трупа, он оказался вполне материальным – было такое чувство, словно я пытаюсь запихнуть жену в колодец, доверху заполненный илом. Вещество, из которого состоял шар, несомненно обладало массой. Почему же он тогда не отбрасывал тени? Почему?