Черный смерч
Шрифт:
– Да, этой... как ее... агитацией,- пояснил краснощекий летчик, которого назвали Эптоном.
– А если поточнее?
– спросила женщина, сразу перестав улыбаться, и в глазах ее мелькнул вызов.
– Эптон явно не оратор,- заметил Поль,- но пусть объяснится.
Эптон наморщил лоб и, помолчав, признался:
– Я далеко не оратор. Вот вы кричите на улице: мир! мир! А что толку? Если нас мобилизуют в военную авиацию и прикажут бросать бомбы, мы вынуждены будем бросать.
Издалека донесся свист падающей авиабомбы. Первоначальная высокая нота быстро переходила в низкую. Этот давно слышанный,
Робин Стилл, уже нагнувшись, понял, что свисту падающей бомбы мастерски подражает Поль, и первым расхохотался. С пола поднялись смущенные летчики.
– Ничего смешного,- раздался осипший голос хозяина.- Народ так напуган пропагандой войны, что если громко чихнуть, все подскочат на метр.
– А ну, еще раз!
– попросил один из летчиков.
– Это я для того, чтобы обратить внимание,- пояснил Поль.- Слушайте, я недавно был в кино. Показывали куски хроники прошлых лет. Оказывается, японский генерал Араки сказал так: "Война - биологический закон японцев. Она - мать созидания и цивилизации". Ты тоже так думаешь?
– Поль устремил злой взгляд на Эптона.
– Нет, вы, Эптон, не борец за мир!
– саркастически заметила молодая женщина и вдруг, взяв рюмку, весело сказала: - Мой тост - за мир!
Летчики весело засмеялись: им понравилась настойчивость их спутницы.
– Если вы так же танцуете, как говорите, то считайте, что мое сердце у вас в плену. Приглашаю!
– сказал Эптон.
– Скажите совершенно честно: неужели вы действительно не верите в силу слова?
– спросила молодая женщина.
– Нет,- решительно заявил Эптон.- Военная сила - вот это аргумент! Деньги - тоже сильный аргумент. Атомная бомба тоже может и убить и запугать. А слово? Я много слышал пасторских проповедей. Они меня не убеждали, я не верю газетам... там все ложь, все слова...
Поль снова протяжно засвистел, подражая звуку падения авиабомбы, и многие машинально нагнули головы, потом засмеялись.
– Я не окончил свой рассказ о кинохронике,- напомнил Поль.- Там показали, что думают американцы об атомной бомбе: надо делать атомные бомбы или не надо? Один сенатор заявил, что атомная бомба необходима, как средство против агрессии; второй сказал, что она поможет уменьшить перенаселение земного шара и тем самым сделает для других жизнь счастливой, а то не хватает на всех еды.
– Правильно! На всех не хватает,- отозвался один из летчиков, все время молча пивший виски.- Безработные есть везде!
– Стоп!
– решительно заявил Стилл и поднял руку.- Где вы слышали, чтобы в Советском Союзе и в странах народной демократии была безработица? Если кто-либо из вас был в Берлине, то знает, что в восточной зоне Берлина безработицы нет, а в западной зоне множество безработных, и дело не в лишних людях, а в порядках, создающих безработицу. Разве у нас не сжигают и не портят пшеницу и кукурузу, чтобы ее нельзя было есть? Разве у нас не топят в океане картофель и не выливают молоко в реки, вместо того чтобы отдать эти продукты безработным?
– Ну, ты, парень, не агитируй!
– возразил молчаливый летчик.- Ты, видно, из того же лагеря, что и девица... Одни слова!
Снова раздался звук падающей бомбы, и летчики, с трудом подавив желание броситься ничком, обернулись к Полю.
– Так вот в хронике,- продолжал Поль,- один священник тоже сказал: "Применение атомной бомбы все равно от нас не зависит, и это не нашего ума дело. Агитировать за запрещение - одни, говорит, слова..." И уж в самом конце кинохроники дали одной американской мамаше сказать свое мнение об атомной бомбе, чтобы потом не говорили, что нет свободы слова, и не дали сказать тем, кто против. Женщина сказала так: "Нет, нет, нет, не надо атомных бомб, с нас хватит войны!"
– Но ведь агитировавших за атомную бомбу было больше!
– заметил Эптон.
– Да, в кинохронике их показали шесть против одной,- подтвердил Поль и скептически улыбнулся.
– Вот видите!
– Я не только видел, но и слышал,- подчеркивая слово "слышал", ответил Поль.- Я слышал, как вдруг во всем затемненном зале раздались одобрительные свистки и аплодисменты по адресу женщины, протестовавшей против атомной бомбы и войны. Другим не аплодировали.
– Я шел сюда выпить рюмку спиртного и потанцевать, а попал на митинг,смешно сморщив нос, сказал Эптон.
– Вы обязаны ответить на мой вопрос,- сказала молодая женщина.- Верите ли вы в силу Слова с большой буквы?
– Имея в виду то, что я рассказал о кинохронике,- напомнил Поль.
– И то, что я скажу,- добавил Робин Стилл.- Я, ребята, механик. Работаю. У меня есть жена, сын, дочка. Живем дружно. Значит, все, казалось бы, в порядке. Я хочу сказать, что то, о чем я скажу, не вызвано ни безработицей, ни голодом. Когда кто-либо недоволен теперешними правителями Америки, его сейчас же обвиняют в антиамериканской пропаганде. Мои родители - потомственные американцы, и я тоже вырос в Америке. Я сражался с фашистами за Америку. И я хочу, чтобы у нас в Америке дела шли хорошо для всех американцев. Так вот, я скажу так...- Робин Стилл взглянул на скептически улыбающегося летчика Эптона, быстро поднялся и, показывая пальцем на Эптона, выпалил: - Ты подлец, негодяй и предатель!
У Эптона от удивления даже открылся рот. Уж очень это было неожиданно. Он, может быть, и потребовал бы объяснений, но поймал недоверчивый взгляд спутницы. Это было как удар хлыстом. Несколько мгновений он еще сидел неподвижно, но затем лицо его покраснело. Эптон вскочил, и стул с грохотом упал на пол. В следующее мгновение он сорвал с себя пиджак и швырнул на пол, чтобы поскорее от него отделаться. Стиснутые, выдвинутые вперед кулаки, чуть откинутая голова и медленные, агрессивно-наступательные шаги по направлению к Стиллу были достаточно красноречивы.
Решать споры кулаками было обычным явлением.
Бармен побежал к столику и закричал, чтобы дрались на улице. Эптон не обратил на его слова никакого внимания.
– В чем дело, Роб?
– крикнул Поль вставая.- Поберегись, Эптон! Роб уложит тебя с первого удара.
Летчики тоже вскочили с самыми воинственными намерениями.
– Не вмешивайтесь!
– крикнул им Робин Стилл.- Вы славные парни, и выпивка за мной!
– Стилл стоял спокойно, опустив руки, и, видимо, не собираясь драться.