Чёрный столб
Шрифт:
20
Было уже за полночь, когда Кравцов вышел из прокуренного салона. Болела голова, поламывало спину. Зайти бы к врачу, какую-нибудь таблетку проглотить. Да разве разыщешь в этом плавучем городе санчасть?..
Али-Овсад и Оловянников потерялись где-то в толпе корреспондентов, ринувшихся после окончания пресс-конференции к радиорубке.
Кравцов не совсем представлял себе, в каком коридоре находится его каюта. Он спустился по первому попавшемуся трапу. Опять пустой коридор, устланный джутовой дорожкой. Двери, двери. А номера кают - четные. Надо перейти
Еле передвигая ноги от усталости, он брел по коридору, и в голове вертелся навязчивый мотивчик: "Позарастали стежки-дорожки... где проходили милого ножки..."
Где-то впереди прозвучал обрывок разговора по-английски, раздался взрыв смеха. Потом послышались меланхолические звуки банджо. Распахнулась дверь одной из кают, в коридор вышли коренастый техасец (его голова была повязана пестрой косынкой) и еще двое - монтажники из бригады Паркинсона. Они были сильно навеселе.
– А, инженер!
– воскликнул малый в косынке.
– Ну что вы там навыдумывали с учеными джентльменами?
– Пока ничего не придумали, - устало ответил Кравцов.
– Выходит, зря денежки вам платят!
Кравцов посмотрел на красное, возбужденное лицо техасца и молча двинулся дальше, но тут один из монтажников остановил его.
– Минуточку, сэр. Вот Флетчер, - он мотнул головой на техасца, интересуется, не упадет ли этот проклятый столб на Америку. У него, сэр, полно родственников в Америке, и он беспокоится...
– Пусть он напишет им, чтобы они поставили над домами подпорки, сказал Кравцов.
Монтажники покатились со смеху. Из соседней каюты выглянул Джим Паркинсон со своим банджо. Он кивнул Кравцову и сказал:
– Иди-ка спать, Флетчер.
– Я бы пошел, - ухмыльнулся техасец, - да вот беда: боюсь пожелтеть во сне...
Снова взрыв хохота.
Кравцов, морщась от головной боли, поплелся по коридору дальше.
"Позарастали стежки-дорожки... Где проходили... дикие кошки..."
Он свернул в поперечный коридор и чуть не носом к носу столкнулся с Али-Овсадом.
– Ай балам, ты куда идешь? Я там был, там не наша улица. Такой большой пароход - надо на углу милиционера ставить.
– Действительно... А куда этот трап ведет?
Они поднялись по трапу и оказались на верхней палубе. Здесь было понятнее. Они прошли на спардек и уселись, вернее улеглись, в шезлонгах.
Судно покачивалось, поскрипывало. В свете топовых огней было видно, как низко-низко плыли смутные облака.
– Дождь будет, - сказал Али-Овсад.
Кравцов, глубоко вдыхая ночную прохладу, смотрел на тучи, беспрерывно бегущие над судном.
"Что за чепуху нес этот Флетчер?
– подумал он.
– Боюсь пожелтеть во сне - что это значит?"
– Саша, - сказал Али-Овсад.
– Помнишь, толстый журналист что спросил? Бог обиделся на бурильщиков и послал Черный столб.
Кравцов улыбнулся, вспомнив вопрос корреспондента "Крисчен сенчури" не является ли столб божьим знамением?
– и ответ Току
– Такой хорошо одетый, на министра похож, а не знает, что бога нет. Али-Овсад поцокал языком.
– А я думал, он культурный.
– Разные люди бывают, Али-Овсад. Вот ваш друг Брамулья тоже имеет привычку обращаться к господу-богу.
– Э! Просто так, привык. Саша, я не совсем понял, зачем япон про Хиросиму вспомнил?
– Про Хиросиму? Ну, этот, в пестрой рубашке, из "Нью-Йорк пост", кажется, спросил, откуда вообще берется энергия. Что-то в этом роде. Токунага и ответил, что, по Эйнштейну, энергия равна произведению массы на квадрат скорости света в пустоте и, значит, в одном грамме любого вещества дремлет скрытая энергия - кажется, двадцать с лишним триллионов калорий. Она может проявиться как угодно. И тут он добавил, что с частичным проявлением этой энергии они, японцы, познакомились в Хиросиме...
Кравцов умолк. Странная фраза Флетчера - "боюсь пожелтеть" - снова вспомнилась ему, и вдруг он понял ее смысл. Понял и помрачнел.
Звякнула дверная ручка. Слева возник освещенный овал. Из внутренних помещений вышли на спардек несколько человек; они громко переговаривались, смеялись, чиркали зажигалками. Один из них подошел к шезлонгам Кравцова и Али-Овсада.
– Вот вы где, - сказал он. Это был Оловянников.
– Недурно устроились.
– Он тоже бросился в шезлонг и потянулся.
– Черт его знает, что в редакцию передавать, - пожаловался он.
– Смутно, смутно все... С трудом пробился к Морозову, просил написать хоть несколько слов для "Известий", - нет, отказался. Преждевременно... Александр Витальевич, вы что-нибудь знаете о теории единого поля?
– Знаю только, что ее еще нет. К чему это вы?
– Морозов вскользь упоминал; у него какие-то свои взгляды... Представляю себе магнетизм. Могу с некоторым умственным напряжением представить гравитационное поле. Но что за поле возникло вокруг Черного столба? Что за горизонтально действующее притяжение?
– Все это связано, - сказал Кравцов.
– Нужна теория, объединяющая все теории полей. Вот, как раньше была теория эфира, - и все, и ведь казалась незыблемой... Верю, что скоро появится теория единого поля.
– Я тоже, - откликнулся Оловянников.
– А то разнобой страшный... Знаете, что очень тревожит Морозова?
– Что?
– Ионосфера. Скоро, он говорит, столб достигнет ионосферы, и еще что-то хотел сказать, но переглянулся с Токунагой и замолчал. Что может быть, по-вашему?
Кравцов пожал плечами.
– Удивительное дело, - сказал он.
– В некоторых космических проблемах мы разбираемся лучше, чем в недрах собственной планеты. Наша скважина меньше одного процента пути к центру Земли, а уже напоролись на такое явление... Не знаем, ни черта не знаем, что у нас под ногами...
– Он помолчал и добавил, поднимаясь: - Но мы все равно узнаем. Наша скважина это только начало.