Чёрный столб
Шрифт:
Люди были бессильны остановить этот бег. Люди жались к бортам плавучего острова, глотая тугой раскаленный воздух. Глубоко внизу плескалась океанская волна, но и она была горячая - не освежишься...
Брамулья лежал в шезлонге и смотрел на сине-черную равнину океана. Губы его слегка шевелились. "Мадонна... мадонна..." - выдыхал он. Рядом, неподвижный, как памятник, стоял Штамм. Он стоял в одних трусах, со свистом дыша и стесняясь своих тонких белых ног.
16
Дизель-электроход "Фукуока-мару" - дежурное судно МГГ - пришел около
Грузовой и пассажирский лифты перенесли людей с верхней палубы плота вниз, на площадку причала. Странно выглядела на ярко освещенном причале толпа полуголых мужчин с рюкзаками, чемоданами, саквояжами. Стальной настил вибрировал под ногами. Блестели мокрые спины и плечи, распаренные небритые лица. Кто-то спустился по трапу, тронул босой ногой воду и с проклятиями полез обратно.
Наконец пришел белый катер с "Фукуока-мару". Расторопные матросы перебросили трап, и тотчас по нему взбежала на причал худощавая блондинка в светлых брюках и голубом свитере. Те, кто стоял на краю причала, шарахнулись в сторону, - чего-чего, а этого они никак не ожидали.
– О, не стесняйтесь!
– сказала по-английски женщина, снимая с плеча кинокамеру.
– Силы небесные, какая жара! Кто из вас доктор Брамулья?
Брамулья, в необъятных синих трусах, смущенно кашлянул.
– Сеньора, тысячу извинений...
– О, пустяки!
– женщина нацелилась кинокамерой, аппарат застрекотал.
Чилиец замахал руками, попятился. Штамм, юркнув в толпу, лихорадочно распаковывал свой чемодан, извлекал брюки, сорочку.
– Кто это?
– удивленно спросил Кравцов Уилла.
– Корреспондентка, что ли?
Уилл не ответил. Он смотрел на блондинку, в прищуре его голубых глаз было нечто враждебное. Да и то сказать, какого дьявола нужно здесь этой женщине! Кравцов повернулся спиной к объективу кинокамеры.
Женщина протянула Брамулье руку.
– Норма Хемптон, "Дейли телеграф", - сказала она.
– Какая страшная жара! Не могли бы вы, доктор Брамулья, рассказать...
– Нет, сеньора, нет! Прошу вас, когда угодно, только не сейчас! Извините, сеньора!
– Брамулья повернулся к молодому японцу в белой форменной одежде, который поднялся на причал вслед за Нормой Хемптон и терпеливо ждал своей очереди: - Вы капитан "Фукуока-мару"?
– Помощник капитана, сэр.
– Японец притронулся кончиками пальцев к козырьку фуражки.
– Сколько человек вмещает ваш катер?
– Двадцать человек, сэр.
– Нас тут пятьдесят три. Сумеете вы перевезти всех за два рейса?
– Да, сэр. Конечно, без багажа. За багажом мы сделаем третий рейс...
Кравцов ушел со вторым рейсом. Стоя на корме катера, он смотрел на удаляющуюся громаду плавучего острова. Огни наверху погасли, теперь был освещен только опустевший причал.
Вот как окончилась океанская вахта... Фактически ему, Кравцову,
Пусть тут расхлебывают ученые, а с него, Кравцова, хватит.
Он видел, как белесый пар клубился вокруг столба, потом тьма поглотила плот, и уже ничего не было видно, кроме освещенного пятна причала.
Он слышал надтреснутый голос белокурой корреспондентки:
– На борту, доктор Брамулья, вас ожидает мировая пресса, приготовьтесь к их атаке. Мои коллеги хотели пойти на катере, но капитан судна не разрешил, он сделал исключение только для меня. Японцы не менее галантны, чем французы. Почему все-таки не ломается этот столб?
– Сеньора, я же говорил вам: мы ничего еще не знаем о веществе мантии. Видите ли, огромное давление и высокие температуры преображают...
– Да, вы говорили, я помню. Но наших читателей интересует, может ли столб подниматься до бесконечности.
– Сеньора, - терпеливо отбивался Брамулья, - поверьте, я бы очень желал сам знать...
Белый корпус электрохода сверкал огнями. Катер подбежал к спущенному трапу, "островитяне" гуськом потянулись наверх. Они ступили на верхнюю палубу "Фукуоки" и были ослеплены вспышками фоторепортерских "блицев". Мировая пресса ринулась в наступление...
– Господа журналисты, - раздался высокий голос.
– Я призываю вас к выдержке. Эти люди нуждаются в отдыхе. Завтра в шесть вечера будет пресс-конференция. Покойной ночи, господа.
Кравцов, окруженный несколькими репортерами, благодарно взглянул на говорившего - пожилого морщинистого японца в сером костюме.
Вежливый стюард провел Кравцова в отведенную для него каюту, на плохом английском языке объяснил, что ванная в конце коридора.
– О'кей, - сказал Кравцов и бросился на узкую койку, с наслаждением потянулся.
– Послушайте!
– окликнул он стюарда.
– Не знаете, в какой каюте разместился инженер Макферсон?
– Да, сэр.
– Стюард вытащил из кармана листок бумаги, посмотрел. Двадцать седьмая каюта. На этом же борту, сэр. Через две каюты от вас.
Кравцов полежал немного, глаза стали слипаться.
Осторожный стук в дверь разбудил его. Тот же стюард скользнул в каюту, поставил в углу чемодан Кравцова, погасил верхний свет, неслышно притворил за собой дверь.
Нет, так нельзя. Так и опуститься недолго. Кравцов заставил себя встать. Его качнуло, пришлось упереться руками в письменный стол. Качка, что ли, началась. А может, просто его качает от усталости... "К чертям, подумал он.
– Хватит. Завтра же подаю это... Тьфу, уже слова из головы выскакивают... Ну, как его... Рапорт".