Чёрный столб
Шрифт:
– Зачем хулиганишь?
– грозно сказал Али-Овсад.
– С ребятами поспорил, - пробормотал Чулков, озираясь и ища взглядом кепку, слетевшую при прыжке.
Из толпы бурильщиков выдвинулся коренастый американец с головой, повязанной пестрой косынкой. Ухмыляясь, он протянул Чулкову зажигалку с замысловатыми цветными вензелями.
– Не надо, - сказал Чулков и отвел его руку.
Брамулья обратился к бурильщикам с краткой речью, и бригады, посмеиваясь, вернулись к работе.
И только Кравцов заметил, что у Чулкова дрожали руки.
– Что это у вас с руками?
– тихо спросил он парня.
– Ничего, - ответил Чулков. И вдруг, подняв на инженера растерянный взгляд, сказал: - Труба притягивает, Александр Витальич...
– То есть как?
– Притягивает, - повторил Чулков.
– Не очень сильно, правда... Будто она магнит, а я железный...
Кравцов поспешил в кают-компанию, где Брамулья заканчивал совещание.
– Эвакуировать плот пока не будем, - говорил чилиец. Он вдруг засмеялся и добавил: - С такими отчаянными парнями нам ничего не страшно.
Штамм пригладил жесткой щеткой льняные волосы и направился к лебедке телекамеры, бормоча под нос что-то о русской и чилийской беспечности.
Под навесом Кравцов отозвал Уилла в сторонку и сообщил ему о том, что услышал от Чулкова.
– Вот как?
– сказал Уилл.
10
Уже четвертый час шел спуск телекамеры. Кабель-трос сматывался с огромного барабана глубоководной лебедки и, огибая блок на конце решетчатой стрелы, уходил в черную воду. Полуголый монтажник из бригады Али-Овсада дымил у борта сигаретой, изредка посматривая на указатель глубины спуска.
Подошел Али-Овсад.
– Папиросу курят, когда гулять идут, - сказал он строго.
– Рука на тормозе держи.
– Ничего не случится, мастер, - добродушно отозвался монтажник и щелчком отправил сигарету за борт.
– Кругом автоматика.
– Автоматика сама по себе, ты сам по себе.
Для порядка старый мастер обошел лебедку, пощупал ладонью, не греются ли подшипники.
– Интересно, в Баку сейчас сколько времени, - сказал он и, не дожидаясь ответа, направился в каюту телеприемника.
Там у мерцающего экрана сидели Штамм, Брамулья и Кравцов.
– Ну, как?
– Кравцов сонно помигал на вошедшего.
– Очень глубокое море, - печально сказал Али-Овсад.
– Еще полчаса надо ждать. Или час, - добавил он, подумав.
В дверь просунулась голова вахтенного радиста.
– Кравцов здесь? Вызывает Москва. Быстро!
Кравцов выскочил на веранду.
Плот был ярко освещен прожекторами, лязгали труби у автокрана, слышался разноязычный говор. Кравцов помчался в радиорубку.
– Алло!
Сквозь шорохи и потрескивания - далекий, родной, взволнованный голос:
– Саша, здравствуй! Ты слышишь, Саша?
– Маринка? Привет! Да, да, слышу! Как ты дозвони...
– Саш, что у вас там случилось? О тебе пишут в газетах, я очень, очень тревожусь...
– У нас все в порядке, не тревожься, родная!.. Черт, что за музыка мешает... Маринка, как ты поживаешь, как Вовка, как мама? Маринка, слышишь?
– Да, да, мешает музыка... У нас все хорошо! Саша, ты здоров? Правду говори...
– Абсолютно! Как Вовка там?
– Вовка уже ходит, бегает даже. Ой, он до смешного похож на тебя!
– Уже бегает?
– Кравцов счастливо засмеялся.
– Ай да Вовка. Ты его поцелуй за меня, ладно?
– Ладно! Тут пришли твои журналы на испанском, переслать тебе?
– Пока не надо! Много очень работы, пока не посылай.
– Саша, а что все-таки случилось? Почему трубы выползают?
– А шут их знает!
– Что? Кто знает?
– Никто пока не знает. Как у тебя в школе?
– Ой, ты знаешь, очень трудные десятые классы. А вообще - хорошо! Сашенька, меня тут торопят...
Монотонный голос на английском языке произнес:
– Плот МГГ. Плот МГГ. Вызывает Лондон.
– Марина! Марина!
– закричал Кравцов.
– Марина!
Радист тронул его за плечо. Кравцов положил трубку на стол и вышел.
Белый свет прожекторов. Гудящее, осыпающее искры пламя горелок. Палуба, заваленная обрезками труб. И вокруг - черный океан воды и неба. Душная, влажная ночь вокруг...
Кравцов, прыгая с трубы на трубу, пошел к вышке. Работала бригада Джима Паркинсона.
– Как дела, Джим?
– Неважно.
– Джим отпрянул в сторону: со звоном упал отрезанный кусок трубы. Он откатил его и посмотрел на Кравцова.
– Как бы вышку не разнесло. Прислушайтесь, сэр.
Кравцов уже и сам слышал смутный гул и ощущал под ногами вибрацию.
– Вода стала горячей, - продолжал Паркинсон.
– Ребята полезли купаться и сразу выскочили. Сорок градусов на поверхности - не меньше.
У Кравцова еще звучал в ушах высокий голос Марины. "О тебе пишут в газетах..." Интересно, что там понаписали? "Я очень тревожусь..." Я и сам тревожусь. Приближается что-то непонятное, грозное...
В каюте Уилла горел свет. Кравцов постучал в приоткрытую дверь и услышал ворчливый голос:
– Войдите.
Уилл, в расстегнутой белой рубашке и шортах, сидел за столом над своими графиками. Он указал на кресло, придвинул к Кравцову сигареты.
– Как телекамера?
– спросил он.