Чёрный столб
Шрифт:
Кравцов велел ставить тали.
– Кто полезет вниз стропить листы настила?
– спросил он.
– Давайте я полезу, - сразу отозвался Чулков.
Из полутьмы соседнего отсека вдруг снова возникла фигура итальянского инженера, за ним шли несколько монтажников.
– Алессандро, - сказал он, прыгнув на мостки к Кравцову.
– Мои ребята решили еще немножко поработать. Мы расчистим там, внизу.
33
В адской духоте и сырости внутренних помещений плота - долгие пять часов. Гудящее пламя резаков, стук паровой лебедки, скрежет стальных
Вперед, вперед, монтажники!
Под утро смена Кравцова возвращается на "Фукуока-мару". Сил хватает только на то, чтобы добраться до теплого дождика душа.
Теперь спать, спать. Но, видно, слишком велика усталость, а Кравцов, когда переутомится, долго не может уснуть. Он ворочается на узкой койке, пробует считать до ста, но сон нейдет. Перед глазами - жмурь не жмурь торчат переплеты балок, в ушах гудит, поет пламя горелок. Ну что ты будешь делать!..
Он тянется к спичкам, зажигает керосиновую лампу. Почитать газеты?.. Ага, вот что он сделает: допишет письмо!
"...Вчера не успел, заканчиваю сегодня. Ну и жизнь у нас пошла. Маринка! Причесаться - и то некогда. Уж больно надоело без электричества, вот мы и жмем что есть сил. Скоро уже, скоро!
Понимаешь, как только столб будет перерезай, магниты снова станут магнитами и турбогенераторы атомной станции дадут ток в обмотки возбудителей кольцевого сердечника. Комбинация наложенных полей мгновенно вступит во взаимодействие с полем столба, и он остановится.
Столб обладает чудовищной прочностью, но, по расчетам, его перережет направленный взрыв атомной бомбы. Помнишь, я тебе писал, как столб притянул и унес контейнер с прибором? Так вот..."
Осторожный стук в дверь. Просовывается голова Джима Паркинсона:
– Извините, сэр, но я увидел, что у вас горит свет...
– Заходите, Джим. Почему не спите?
– Да не спится после душа. И потом Флетчер не дает покоя.
– Флетчер? Что ему надо?
– Он просит не увольнять его, сэр. Все-таки нигде так не платят.
– Послушайте, Джим, я многое могу простить, но это...
– Понимаю. Вы за равенство и так далее. Он готов извиниться перед итальянским инженером.
– Хорошо, - устало говорит Кравцов, наконец-то ему захотелось спать, глаза просто слипаются.
– Пусть завтра извинится перед всей итальянской сменой. В присутствии наших ребят.
– Я передам ему, - с некоторым сомнением в голосе отвечает Джим. Ну, покойной ночи.
– Он уходит.
Авторучка валится у Кравцова из руки. Он заставляет себя добраться до койки и засыпает мертвым сном.
34
Паровой кран снял с широкой палубы "Ивана Кулибина" последний блок кольцевого сердечника и, подержав его в воздухе, медленно опустил на баржу. Паровой
Монтажники отдыхали, развалясь, где попало, на палубе "Кулибина", покуривали, говорили о своих делах. Как будто это был обычный день в длинной череде подобных ему.
А день был необычный. Ведь сегодня будет закончен монтаж кольцевого сердечника. Он опояшет электромагнитным поясом плот, его возбудители нацелятся на столб, готовые к штурму...
Вот и Морозов вышел из внутренних помещений на верхнюю палубу "Кулибина". С ним маленький Бернстайн, Брамулья в необъятном дождевике, несколько инженеров-электриков. Остановились на правом борту, ждут катера, чтобы идти на плот.
Кравцов бросил за борт окурок, подошел к Морозову.
– Виктор Константинович, я слышал, что завтра должны доставить "светлячка"?
"Светлячок" - так кто-то прозвал атомную бомбу направленного действия, которая перережет столб, и кличка прилипла к ней.
– Везут, - ответил Морозов.
– Чуть ли не весь Совет Безопасности сопровождает ее, сердешную.
– Посмотреть бы на нее. Никогда не видал атомных бомб.
– И не увидите. Не ваше это дело.
– Конечно... Мое дело скважины бурить.
Морозов прищурил на Кравцова глаз.
– Вы что хотите от меня, Александр Витальевич?
– Ничего...
– Кравцов отвел взгляд в сторону.
– Чего мне хотеть? Поскорей бы закончить все - и домой...
– Э, нет. Вижу по вашему хитрому носу, что вы задумали нечто.
– Да нет же, Виктор Константинович...
– Так вот, голубчик, заранее говорю: не просите и не пытайтесь. Многие уже просились. Пуск будет поручен специалистам. Атомщикам. Понятно?
– Там специалистам и делать нечего. Включил часовой механизм и ступай себе, не торопясь, на катер...
– Все равно. Напрасно просите.
– А я не прошу... Только, по-моему, право на пуск имеют прежде всего те, кто нес на плоту последнюю вахту...
– Значит, право первооткрывателей?
– Допустим, так.
– Макферсон болен, остается Кравцов. Ловко придумали.
– Морозов засмеялся, взглянул на часы.
– Что это катер не идет?
Рядышком Али-Овсад беседовал с Брамульей, и на сей раз разговор их крутился не вокруг чая и блюда из бараньих кишок, а касался высокой материи. Чилиец мало что понимал из объяснений старого мастера, но для порядка кивал, поддакивал, пускал изо рта и носа клубы сигарного дыма.
– Чем вы озабочены, Али-Овсад?
– спросил Морозов.
– Я спрашиваю, товарищ Морозов, этот кольцевой сердечник кто крутить будет?
– Никто не будет его крутить.
– Колесо есть, а крутиться - нет?
– Али-Овсад недоуменно поцокал языком.
– Значит, работать не будет.
– Почему это не будет?
– Машина крутиться должна, - убежденно сказал мастер.
– Работает, когда крутится, - все знают.
– Не всегда, Али-Овсад, не всегда, - усмехнулся Морозов.
– Вот, например, радиоприемник - он же не крутится.