Черный свет
Шрифт:
Папа в их комнате протащил тяжелый чемодан к выходу, бросая отчаянные, злые взгляды на маму, которая и не думала глядеть в его сторону. Она сосредоточенно выводила белыми, пышными руками узоры из волос дочери, бормоча ей что-то поддерживающее, глупое, давая наставления перед выступлением на чтении.
Они торопливо оделись, путаясь ногами в колготках, поводя замерзшими пальцами в долгожданном черном тепле, натягивая светлые водолазки. Мама замерла у зеркала в большой комнате, обводя красной помадой тонкие губы на одутловатом лице, и у ее ног мгновенно возникла маленькая Оля, гордо поглядывающая на маму, обводящая собственный бантик губ гигиенической детской помадой. Та жирным следом оставалась на нежной
Отец сидел в прихожей прямо на чемодане, выставив в проход длинные ноги. Проходя к вешалке с куртками, мама с почти брезгливым выражением на лице переступила через его конечности и сразу же нахлобучила на голову черную пушистую шапку. Оленька прибежала с рюкзаком в руках, стеснительно улыбнулась отцу и выставила вперед руки, готовясь надевать теплые вещи. Мама, отчаянно пытающаяся не хмуриться, но никак не в силах проконтролировать надоедливую морщинку на лбу, резко развернула ее, обмотала шарфом до самого пояса, натянула теплую куртку и шапку, зашнуровала сапожки.
Обернулась, с непроницаемым взглядом, и бросила беспечно:
– Федь…
– Да? – слишком поспешно отозвался отец, в его глазах затеплилась робкая, крошечная надежда, и этот огонек сделал его лицо по-юношески мягким и приятным.
– Не забудь забрать бритву и зубную щетку. А ключи оставишь соседке,– хищно улыбнулась мать, вытолкнула Оленьку на лестничную клетку и от души хлопнула входной дверью.
Улица встретила их студеным холодом, мгновенно приросшим к щекам и облепившим ресницы махровым белоснежным одеянием. Маленькая Оленька продолжала глядеть на маму с небольшим осуждением, будто припоминая ей утренние обещания о благополучии их семьи, но упорно молчала, понимая, что все равно ничего не изменит. Памятуя о вечных ссорах между родителями, Оля предпочитала прикусить язычок и наблюдать за разворачивающейся битвой издалека, из окопа, пригнувшись и нахлобучив пониже на глаза каску, которая защищала от комьев влажноватой грязи, которой в словах родители щедро швырялись друг в друга. Рано или поздно один из них вскидывал к небу белоснежный воздушный флаг, и все участники бойни разбредались по углам, зализывать раны и оттирать въевшиеся в кожу хлопья грязи, откладывая обиды в дальний ящик и приберегая особо острые к следующему разу.
Девочка уже привыкла к таким крикам и старалась сильно не расстраиваться. Чего понапрасну грустить, когда скоро в их доме вновь установится пусть хрупкий, но все же мир?
А пока девочка представляла себе крупномасштабные баталии, когда мама с папой, сидя на кованых высоких тронах на дальних концах поля, в расшитых латах и в мундирах, отдавали своим войскам приказы, и те нещадно рубились, не жалея ни мечей, ни пушек. Перед глазами малышки разворачивалась настоящая битва, и она могла позволить себе помечтать, пока мама, огромная в своей дутой куртке, как крейсер, разбивала плотно слежавшийся снежный наст, не дрогнув на ледяном ветру, неслась вперед, сквозь шапки снега, припорошившие заборчики и колдобины, протаптывая новые глубокие и удобные тропинки, по которым за ней семенила Оленька.
Крепко вцепившись в материнскую руку, девочка, видевшая впереди лишь шуршащую ткань, все мечтала о чем-то высоком, радуясь тому, как тепло и комфортно идти за мамой – ледяная россыпь метели огибала их и уносилась прочь, не успев лизнуть раскрасневшиеся щеки, маленькие ножки не вязли в больших сугробах, и девочке вдруг очень захотелось провести всю свою жизнь вот так – в бесконечном беге рядом с мамой, растянуть дорогу до пугающей школы на целую вечность…
Из собственных размышлений малышку выдернула крепкая материнская рука – очнувшись от грез, Оленька подняла глаза на покрасневшее материнское лицо, сурово взирающее сверху. Оленька, совсем не глядящая на дорогу и доверяющая маме самой выбирать верный путь, ткнулась носом прямо в куртку и виновато улыбнулась. Мама широким жестом стряхнула с ее шапки прилипшие ледяные кристаллы и спросила:
– Главное правило пешехода?
– Перед дорогой посмотри по сторонам,– бодро отрапортовала Оленька, пока мама поправляла ей шарф. – Но я же за тобой иду, зачем мне по сторонам смотреть?
– Всегда нужно смотреть, а ты в облаках витаешь. Осторожней будь, хорошо?
– Хорошо,– согласно кивнула Оленька, разглядывая дергающегося красными огоньками человечка на табло светофора. Рядом с ними замер мужчина в пальто, то и дело бросающий взгляды на наручные часы, будто за пару мгновений они могли таинственно скакнуть вперед на огромный промежуток и заставить его бежать и дальше по своим делам, невзирая на движущиеся машины. Девочка почти не задержалась на нем взглядом, крепко уцепившись за материнскую руку.
Светофор мигнул и озарил все вокруг мертвенно-зеленоватым светом, роняя на притаившиеся у столба сугробы причудливые, переплетенные тени. Мужчина мгновенно ринулся вперед, почти побежал, будто подгоняемый в спину дышащими взрослыми делами и проблемами, далеко выкидывая вперед худые ноги. Мама, оглядевшись, осторожно ступила на дорогу, придерживая Оленьку позади себя.
Визг тормозов, крик, глухой удар… Все произошло так быстро, что они ничего и не успели понять – только мама, натренированная, словно боец в смертельно опасной пустыне какой-нибудь затерянной на карте страны, мгновенно отвернула детское личико от дороги и притянула к себе, заставив ткнуться Оленьку носом в куртку. Ткань мгновенно повлажнела и окаменела на морозе от теплого дыхания, и девочка попыталась вырваться, отчаянно сопротивляясь.
Оценив обстановку, мама мгновенно шагнула обратно на тротуар, подхватив уже не маленькую Олю на руки. Та, извернувшись в крепких материнских объятиях, все же глянула на дорогу. Мужчина в тяжелом пальто стоял посреди проезжей части, расставив ноги так широко, что казалось, он вот-вот порвется. Незнакомец что-то кричал, словно пароходная сирена, и беспрестанно грозил кулаком. Потемневшая щеками мама смущенно отвернула девочку, не желая, чтобы дочь слушала крепкие русские слова раньше положенного времени.
Автомобиль, который сейчас замер прямо на вдавленной ледяной колее, ощерился открытым окошком, из которого мгновенно вылез щеголеватый водитель, добавивший к триаде мужчины в пальто еще несколько непередаваемых ощущений и эмоций от пережитого.
Все еще держа Олю на руках, мама, оглядываясь, но ступая ровно и непреклонно, перешла на другую сторону дороги, и только там, солидно удалившись от пешеходного перехода, поставила девочку на ноги.
– Мам, а этого дяденьку машина сбила? – любознательно поинтересовалась Оленька, как страус выворачивая голову и стараясь углядеть, чем же закончится словесная перепалка.
– Да, сбила. Вот поэтому я тебе и говорю, что надо аккуратнее быть с машинами. Ты видела, как он на капот упал и проехал на нем несколько метров, а потом прямо на дорогу свалился?
– Я не успела,– с обидой в голосе от того, что пропустила столь интересное, отозвалась Оленька. – А с дядей все хорошо будет? Он не поранился?
– Вряд ли, вон, орет, как абсолютно здоровый,– сварливо ответила мама, вновь увлекая за собой девочку, как маленький спутник, брести следом и разглядывать наметенные за ночь снежные кипы. – Нормально с ним все будет. Но хоть посмотрела ты, что будет, если бежать бездумно. Дураков и на дороге хватает.