«Черный тюльпан». Повесть о лётчике военно-транспортной авиации
Шрифт:
Я вернулся в казарму. Олег ждал меня, вместе с ним было ещё несколько парней из нашего взвода. Они уже были в курсе событий. Видимо Олег успел растрезвонить о моей встрече с начальником училища. «Все пацаны, покидаю я Вас. Перевожусь в Балашовское училище», – с порога сказал я. Все сели, кто курил – закурили. Я обстоятельно все рассказал парням. Среди них был и Руслан. Он хлопнул меня по плечу: «Решение мужчины. Спасибо», – и вышел из курилки. Вечером я сел и написал письмо маме и Людочке. Мол у меня все нормально, переводят в другую часть, сюда не пишите. Как устроюсь на новом месте – сразу сообщу.
Сборы были не долги. И через три дня я уже был на новом месте. В принципе все тоже самое, такая же часть на краю посёлка. Такая же казарма, такая же кровать и опять у меня верхнее место.
Глава 5
Закончен первый курс. Каникулы. За этот год, что я не был дома, воспоминания о доме как-то улетучились. Некогда было вспоминать. А сейчас, в ожидании поездки домой, все ожило вновь. Как там мама, как моя Людочка? Как они ждут меня, как встретят? Что я им буду рассказывать?
И вот я лежу на верхней полке плацкартного вагона, который мчит меня по бескрайним просторам родного Казахстана, и представляю себе встречу с Людочкой. Я дал домой телеграмму с номером поезда и вагона. Меня ждут, я в этом не сомневался.
Подъезжаю к своей станции, стою в проходе с чемоданом, весь такой нарядный, в парадном мундире и смотрю в окно на встречающих. Поезд медленно катит вдоль перрона и вдруг я вижу идущую по перрону маму и Людочку. Она бежит впереди мамы и хочет догнать мой вагон. Меня она не видит и крутит головой вслед каждому проезжающему окну. Наконец поезд остановился, и я практически первым выхожу из вагона и на меня налетает моя Людочка, и виснет мне на шее, целует. Подходит мама и я с трудом отцепляю от себя Люду и обнимаю маму. У неё, как и у Людочки в глазах слезы, я тоже вот-вот расплачусь с ними за компанию. Людочка что-то мне рассказывает или спрашивает, я её не слышу и смотрю на маму. Она как-то неуловимо изменилась за прошедший год. Я замечаю у неё морщинки вокруг глаз и как-то сгорбилась против обычного, и седых волос стало больше. А ведь ей только пятьдесят лет. Тяжело ей одной, без меня. Наконец сумбур встречи прошёл, я взял чемодан в руку, другой рукой взял под локоть свою маму, Людочка семенит сбоку от меня и тоже держится за ручку чемодана. Мы пошли на выход из вокзала. Оказывается, нас встречает машина, это Пётр Сергеевич дал служебный Уазик для моей встречи. Мы лихо покатили по знакомой дороге, затем по посёлку. Все, как и прежде, ничего не изменилось. Подъехали к нашему дому. Зашли в комнату. Боже – это мой родной дом, где я прожил семнадцать лет. Какой-то особый запах, который мне напомнил моё детство. В зале был накрыт стол. На столе стояли различные закуски, накрытые газетами. Видимо Люда с мамой готовились к моей встрече загодя. Я раскрыл свой, а вернее Людочкин, чемодан. Я с ним уезжал в училище. В чемодане лежали небольшие подарки, которые я купил на станции в Саратове. Маме и Людочке. Потом пошёл в свою комнату переодеться. Людочка чем-то стучала на плите, видимо готовилось горячее блюдо. Я достал из своего шкафа брюки и рубашку. Но оказалось, что я вырос. Брюки не застёгивались на животе. Рубашка вообще не желала застёгиваться и рукава были коротки. Вот так дела! Вошла Людочка и рассмеялась, следом зашла мама: «Ты, сынок, возмужал, плечи расправились, и, наверное, подрос».
– Да не может быть, мама, – возразил я.
– Возмужал, возмужал. Стал не мальчик, а мужчина, – затараторила Людочка.
– Ладно, завтра пойдём в магазин, что-то нужно прикупить. Деньги у меня есть, – ответил я.
Пришлось остаться в военных брюках и рубашке, с которой я отцепил погоны. В дверь постучали и сразу, не дожидаясь ответа, в комнату вошёл Пётр Сергеевич. Он был в форме и я, по привычке, вытянулся по стойке смирно.
– Вольно, –
Мы уселись за стол. Народу было не много. Пришла ещё тётя Тамара.
– А твоя мама, она придёт? – спросил я у Людочки.
– Нет, болеет. Запой у неё, – как-то зло ответила Люда.
Мы сидели и ели пельмени. На столе стояла бутылка водки. Людочка налила мне и себе по рюмке. Пётр Сергеевич отказался. Отказались также мама и тётя Тамара. Мы с Людочкой чокнулись и выпили за моё благополучное возвращение. Я, не переставая рассказывал о жизни в училище, о занятиях, о друзьях. О том, почему меня перевели в другое училище. Людочка налила по второй. Выпили за здоровье. Мама как-то укоризненно посмотрела на Люду, и я понял её неодобрение. Людмила без умолку рассказывала все поселковые новости. Она раскраснелась от выпитого и постоянно обнимала меня. Затем налила ещё. Мама сказала, что может быть уже достаточно водки, но Люда сказала, что сегодня такой праздник – Ваш сын вернулся. Выпила сама, я пить не стал. Внутри у меня что-то произошло, настроение начало улетучиваться. Людочка предложила выйти подышать воздухом. Мы вышли во двор. Она сразу прижалась ко мне, обняла за шею и начала целовать. Не знаю почему, но мне было не приятно.
– Пашенька, ты что, не соскучился?
– Соскучился, радость моя, очень соскучился, но как-то не нужно так.
– А как нужно, Пашенька? Пойдём ко мне, мать спит, её пушкой не разбудить. Я очень соскучилась, ты даже представить себе не можешь, как мне было плохо без тебя.
– Людочка, милая, не нужно торопить события. Все будет в своё время. А так можно только все испортить. Я очень сильно тебя люблю, но не нужно через силу.
– Я поняла Пашенька. И я тебя очень сильно люблю. Пойдём в дом, а то подумают невесть чего. Меня и так Вера Николаевна как-то недолюбливает, что ли.
– Да нет, Людочка, она тебя любит и уважает.
Мы вернулись в комнату. Людочка налила себе ещё рюмку и молча выпила.
Тётя Тамара и Пётр Сергеевич засобирались по домам и вскоре ушли. Люда начала собирать со стола пустые тарелки и отнесла их на кухню мыть. Я хотел пойти помочь, но она улыбнулась и сказал: «Не нужно, Паша, я сама справлюсь. Иди к маме, она так соскучилась за тобой». Я вернулся в комнату. Мама собрала салаты, и я отнёс их в холодильник. Люда закончила мыть тарелки и собралась уходить.
– Я тебя провожу.
– Не нужно, Пашенька, я сама. Побудь с мамой, – и убежала.
А мы с мамой просидели допоздна. Она меня все расспрашивала об учёбе в училище, о моих товарищах, о командирах. Я ей все обстоятельно рассказывал.
Мама рассказала, как дела в школе, что к ней частенько заглядывали её ученики. Особенно после того, когда она рассказала им, что её сынок Павлик поступил в военное училище и будет лётчиком-истребителем. Она была классной руководительницей в выпускном десятом классе. «Девочки полы во всем доме перемыли, а мальчики дрова и уголь перетаскали в сарай», – рассказывала мне, улыбаясь, мама.
Пришло время ложиться спать. Я улёгся на свою родную кровать. Она пахла домом и мамой. Я растянулся на ней и закрыл глаза. Я дома, как хорошо, и не важно, что через три недели нужно будет снова уезжать. Три недели – это так много. Незаметно для себя я заснул. И снится мне, что сижу я в кабине самолёта, правда кабина здорово напоминает кабину ЗИЛ-130, и кручу штурвал, который очень похож на обычный, только очень большой, руль. Надо мной синее, синее небо. Ни облачка. Рядом со мной сидит моя Людочка. Она высунулась в окошко и что-то кричит. Я глянул в зеркало заднего вида и вижу маму. Она бежит за нами и машет мне рукой, что бы я вернулся. Я посмотрел вперёд и вижу, что мы летим очень низко, буквально в метре над землёй. Под нами зелёная, аж глаза режет, трава. Я начинаю крутить руль, чтобы развернуться и подлететь к маме, но самолёт продолжает лететь вперёд. Вдруг очень сильно зачесался нос, нужно срочно почесать, но руки заняты рулём. И я открываю глаза. Надо мной склонилась Людочка, травинкой щекочет мне нос и смеётся. Позади неё стоит мама и улыбается: «Вставай засоня, уже обед скоро». Я глянул на висевшие на стене старые ходики, точно, уже почти обед. Я классно выспался, целый год я так не высыпался.