Черный выход
Шрифт:
Что конкретно это значит, Фомин еще толком не мог сказать, но что-то уже чувствовал – как мысли в голове пришли в движение, обтекая пока неявную, невидимую, но уже существующую идею.
Игорь перевел взгляд на другого мужчину, стоящего с другой стороны от отца и махающего с фотокарточки рукой.
– Твою мать! – выругался Фомин.
Идея обрела форму и вид. Мысли ударились о нее, зацепились и вытащили на свет.
На груди у этого человека, под расстегнутой до живота рубашкой, висел знакомый медальон.
– Звони Гоше, – выдохнул Игорь. – Скажи, что мы сами к нему приедем.
Общежитие, в котором проживал Чесноков, выглядело серым пятиэтажным кубом, наполовину вторгшимся на территорию рекреационной зоны Института. Со стороны МИВК к нему примыкал небольшой парк с дорожками и скамеечками, институтская поликлиника и один из корпусов лечебного интерната, печально известного в Искитиме под названием «Зомбарий». Именно туда помещали для наблюдений и исследований детей-дифферентов, именно там многие из них теряли человеческий облик и навсегда уходили из мира людей.
Там когда-то содержался и Гоша. Хорошо, что те времена давно прошли.
Друзья миновали пустующую проходную, поднялись на третий этаж и пошли по длинному, похожему на узкую кишку коридору. Воздух был полон запахов готовящейся еды, сырости и сигаретного дыма. Редкие жильцы провожали подозрительными взглядами гостей и торопливо убирались с дороги, если попадались навстречу.
– Тут частенько воруют и хулиганят, – пояснил Фомин.
Чесноков встретил их в цветастом халате и лохматых домашних тапках. Вид он имел всклокоченный, над усами и бородой нависал распухший сизый нос, а сам шелковистый мех местами свалялся и требовал расчески. Забранные на затылке в хвост волосы походили на пальму.
– Проходите, – Гоша посторонился, пропуская друзей внутрь.
Игорь, который часто бывал у Гоши дома, сразу прошел на небольшую кухню, выставляя на стол пакеты с купленной едой. Семен, не торопясь, разулся, снял куртку, которую ему одолжил Фомин, и пошел разглядывать жилище Чеснокова. Впрочем, жилище было не шибко обширным, чтобы потратить на знакомство с ним сколь долгое время. Одна комната, кухня, узкая и похожая на пенал, совмещенный санузел. Обстановка тоже не вычурная, но с «изюминкой» – две настоящие, писанные маслом картины, книжная полка, невысокий стол с ноутбуком. На подоконнике деревянная плошка с дымящейся ароматической палочкой – Гоше отчего-то нравились терпкие индийские запахи. Комод, шкаф, диван-кровать. Возле него – тумбочка с забытыми на ней баночками с какими-то растворами и мазями.
– Чего принесли? – поинтересовался Гоша, заглядывая через плечо Игоря в пакет.
– Жрать принесли, – откликнулся Фомин. – Опять эстетствовать будешь? Скажу сразу – омаров нет.
– Фу таким быть, – вздохнул Чесноков. – Без омаров жизнь немила. А что тогда купили? Опять беляшей с котятами?
– Ничего себе у вас запросики, – восхитился появившийся в дверях Семен. – Омары? Правда?
– Окстись, – отмахнулся со смехом Игорь. – Мы шутили. Просто Гоша у нас иной раз любит нос воротить от обычной человеческой пищи, привередничает. То шаверма недостаточно сочная, то пельмени слишком быстро всплывают, то борщ больно бледный…
– Ты тогда сам его есть не стал! – попытался оправдаться Чесноков.
– Я из солидарности, – не дал ему шанса Фомин. – В общем, Сёмка, перед тобой не просто Гоша Чесноков, а прямо целый Георгий Васильевич, белая кость, картежник, мот и ловелас. И мартини чтобы с оливкой и льдом в форме звездочки.
– Ну что ты врешь-то, – возмутился Чесноков. – Оливка и лед поилку забивают.
– А, ну тут да, тут приврал, – сдался Фомин, смеясь. – Но в целом Чеснок стал моралистом и борцом за правду. И женщины ему нравятся только в клипах с канала ретро.
– А чего так? – спросил Семен.
– Современные певички в клипах почти все время с раздвинутыми ногами, как самки во время течки, – ничуть не смутился Гоша. – Не мой идеал.
– Ты бы хотел, чтобы платье в пол и ни намека на сексуальность? – хохотнул Старцев.
– Я сторонник тургеневских девушек – скромных, обаятельных и неиспорченных, – наставительно ответил Чесноков.
– Ага, – криво улыбнулся Фомин. – Только время все равно проводит с танцовщицами и стрептизершами.
– Нравлюсь я им, – скромно пожал плечами Гоша. – А отказывать девушкам невежливо. Ну ладно, хватит надо мной угорать. Пойдем обедать.
За столом втроем еле уместились, сталкиваясь локтями и ютясь на скрипучих табуретках. Пообедали яичницей с сосисками и остывшей пиццей. Гоша налил в свою поилку кофе и потягивал его из пластикового носика, чтобы не замочить губ. Игорь и Семен сошлись на чае из пузатого чайника.
– Чего вы вдруг решили в гости наведаться? – спросил Гоша.
– Не рад? – хитро прищурился Старцев.
– Просто знаю, что не просто так.
– Помнишь сталкера, на которого мы в орешнике натолкнулись? Ну когда еще мелкими были? – не стал тянуть резину Игорь.
– Конечно, помню.
– Так вот, он, судя по всему, был из команды моего отца.
– Дела, – протянул Чесноков. – Откуда узнал?
– Семейные фотографии нужно тщательнее разглядывать, – ответил за Игоря Семен.
Тот смерил его едким взглядом.
– Так вот, – продолжил Игорь, упершись локтями в стол. – У меня все никак не выходило из головы то, что он тебе тогда дал. Все думал: «Не может это быть абсолютно бесполезной вещью». Потом я нахожу в Зоне вот этот жетон.
Фомин выложил на стол найденную в призрачной деревне металлическую пластинку с цифрами. Гоша лишь кивнул, ожидая продолжения, а Семен принялся рассматривать жетон, крутя перед глазами.
– А сегодня я увидел фотографию, на которой мой отец, тот умирающий сталкер и владелец этого жетона вместе, и они явно друзья. Тут мне вспомнился рассказ Разуваева, в котором про три предмета, про три ключа, ведущие…
– К «Золотому шару»? – с сомнением закончил Гоша. – Ты об этой истории?
– Да!
Чесноков скептически поморщился, задумчиво почесывая синюшный нос. Семен же, наоборот, положил жетон обратно на стол и подался вперед, внимательно слушая.
– Третий ключ был у моего отца, – уверенно сказал Игорь. – И мы можем найти его.