Чертополох
Шрифт:
— Откуда? Гм… Биржа, тотализатор, другие клубы… Водоворот. А кто-нибудь и свои кровные спускает, и это случается, а то и похуже…
— А что?
— А это, когда уже казенные идут в оборот, или доверительские. Всяко бывает. Идем, я тебя познакомлю с доктором Дерновым, славный парень, хотя теперь уже и не играет, бросил, но из могикан и когда-то гремел.
В столовой было уже людно и весело. За большим столом сидели три дамы в компании с бритолицыми актерами, пили шампанское, громко болтали и хохотали. Юный офицерик и несколько штатских толпились у стойки буфета, спорили, поздравляли
За столом Сидоревича сидел полноватый шатен средних лет с подстриженными усами и маленькой, остроконечной бородкой.
— Знакомьтесь, — сказал Сидоревич, — коллеги, Дернов, Никитин… Заказывай, Саша, а я сейчас… Меня рвут на части…
— Я слышал, вы приезжий? — спросил Дернов, добродушно улыбаясь.
— Да, — ответил Никитин.
— И в нашем клубе впервые?
— Здесь? Да.
— Ну, так я вам искренно завидую.
— Чему? — удивился Никитин.
— Я всегда завидую, когда встречаю человека, который еще впервые подходит к какой-нибудь интересной и новой для него стороне жизни.
— Но я это уже видел и раньше, — Никитин кивнул на двери в карточную, — хотя, конечно, и не в таких размерах…
— Нет, вы и сегодня еще не видели. Это лишь внешность игры: крупные ставки, быстрое богатство… Все это лишь внешность, и малоинтересная.
Никитин пожал плечами.
— Да, да, — продолжал Дернов, — и не сегодня, да еще и не скоро, надеюсь, вы увидите главное: однообразную и многогранную, простую и страшно сложную психологию игрока.
— Ну, что, Саша? Заказал ужин? — подбежал Сидоревич. — Нет? Э! Я вижу, вы уже мудрствуете лукаво. Вы, доктор, предложили бы лучше нашему гостю добрую котлету сначала, а уже потом бы и угощали его вашей философией. Ты, Саша, его не очень слушай; он ведь тоже был нашего поля ягодка, а теперь завял и философствует. Дай ему волю, так он сейчас бы потребовал кареты скорой помощи и всех этих лордов и джентльменов, всех нас вкупе отправил бы на десятую версту, в психиатрическую…
Дернов тонко усмехнулся.
— Ну, вам-то лично эта опасность не угрожает. Вас-то я не тронул бы.
Сидоревич поморщился, но тотчас же махнул рукой и закричал:
— Никанор! Что, же ты? Карту, вино, шевелись!..
Никанор бросил свое скучное занятие, выхватил из ведра бутылку, запеленал ее в салфетку и стал разливать в широкие бокалы холодный, бледно-золотистый мумм.
— А вы не играете? — спросил Дернов.
Никитин слегка замялся и порозовел.
— Нет, то есть, играл еще студентом и в карты, и на биллиарде, но потом… не приходилось.
— Где ему! Птенец еще… — сказал Сидоревич. — Да и жены боится. А знаешь, что? Таким, как ты, желторотым, всегда везет вначале. Вот, после ужина, поди и поставь quel-que chose. Пари держу, что возьмешь.
— Нет, не стоит… Да, у меня и денег при себе немного… — улыбнулся Никитин.
— Что значит немного? Хотя бы рубль один есть, и довольно. Я однажды с рубля сделал четыреста.
— Искушайте, искушайте, Мефисто, — засмеялся Дернов. — Счастье коллеги, что он приезжий, а то вы и его втянули бы в болото.
— Ну, уж и болото… Что он может проиграть? Несколько рублей. А выиграть может уйму денег, накупит здесь жене подарков разных, финтифлюшек столичных, да и махнет к своей дражайшей… То-то встретит она его… — Сидоревич захохотал и запел своим bier-басом:
И не будет конца поцелуям…Дернов слегка потянулся и встал.
— Ну, господа, до свидания! — сказал он. — Мне пора бай-бай, — и, пожимая руку Никитина, добавил:
— А все-таки — мой добрый совет, коллега, завтра же укладывайте чемоданы.
V
Хмурый и кислый петербургский полдень смотрел в окно скромного номера на только что проснувшегося Никитина.
Обычно розовое лицо молодого врача сегодня пожелтело и слегка опухло. Александр Викторович морщился от головной боли, сжимал руками виски и старался припомнить вчерашнее. Закурил папиросу, приподнялся на локте, долго и внимательно рассматривал пестрый дикий рисунок коврика у кровати и вдруг вспомнил.
Вскочил с кровати, бросился в угол к дверям, где на стуле и на полу лежало его платье, сброшенное вчера наскоро, как попало, дрожащими от нетерпения руками обшарил карманы сюртука, вынул небольшой портфель, раскрыл его и засмеялся тихим, радостным смехом большого ребенка.
Он опустился на кровать и, как бы не веря еще своим глазам, точно боясь прогнать волшебный сон, долго перебирал в руках деньги, пересчитывал их, раскладывал по одеялу и позванивал тяжелыми золотыми монетами.
— Шестьсот тридцать бумажками и сорок пять золотом. Ух!.. — шептал Александр Викторович, и широкая счастливая улыбка не сходила с его лица.
Собрал деньги, сунул портфель под подушку, закурил и снова растянулся под одеялом, блаженно жмуря глаза и вспоминая вчерашнюю ночь.
Все было как во сне! Когда ушел Дернов, пили еще вино, кофе и ликеры. За их столом на месте Дернова сидела стройная брюнетка с трагическим лицом и лукавой улыбкой, чокались, пили за ее здоровье, потом ходили с Сидоревичем в карточную и Никитин играл.
Помнится, он стоял у стола и ставил деньги вначале, как автомат, безвольно повинуясь указаниям Сидоревича, и с недоумением видел, как его скромная ставка росла, удваивалась после каждой сдачи карт. Сидоревич, как и всегда, когда ему случалось распоряжаться чужими суммами, проявлял в игре безумную, головокружительную смелость.
Напав на неудачную для банкомета талию, когда начиналась так называемая «раздача», он мог зарезать своими ставками любого банкомета. В таких случаях говорили: «Сидоревич землю роет» и часто просили его снять или уменьшить ставку, но Сидоревич был неумолим, на все просьбы качал отрицательно головой и стоял внутренне кипящий от нетерпения, натянутый, как струна, но внешне — спокойный и невозмутимый. Обычно кончалось тем, что безденежный или трусливый банкомет бросал талию и Сидоревич, не спеша, забирал свои деньги и отходил к другому столу в поисках новой жертвы.