Чертовка
Шрифт:
– -Даже мытищинских философов?
– -Даже. Но меня жжёт не сильно, так что вполне охлаждает вот эта жидкость с пеной. А в твоей котельной сегодня температура выше, чем у средней обыденной души.
– Ты думаешь, пьяный трёп для моей души - лучшее средство?
– Фи, как грубо, молодой человек. Ну и держи весь свой угар при себе.
– -Если б ты знал, в чем дело, ты бы не трепался.
– -А я уже знаю.
– -Откуда?
Петруня забеспокоился. Он и сам толком не понимал, как так получается, что он столько всего видит в людях, да и разбираться в собственном внутреннем хламе не хотел. Ему было бы противно всерьёз убеждать кого-либо в своих прозрениях, но и вышучивать божий дар тоже не стоило. Он снова окунул мысли в пиво, и наконец нашел нужное, став прежним Петруней.
– -А что ты стесняешься, Андрюш? Знаешь, когда немного пахнет грешком, это даже приятно... будто чуть пригоревшей кашей.
– Петруня, ты... ты сатир, -сказал Андрей почти весело, и ему стало легче, оттого что Суслопаров всё (или почти всё) понял своим узким носом, и уже вроде как установилась уютная, домашняя обстановка маленького заговора, и не надо барахтаться в глупых излияниях.- Что - так сильно заметно?
– -Если присмотреться, то да. И потом, я же знаю, каким ты нормально должен быть.
Андрей помолчал, шелуша орешки и отправляя их в рот.
– -А у тебя было что-нибудь... вроде такого?
– Не думаю. У каждого свой стиль жизни, Андрюш. Высокие драмы - это не моё.
– -Ты понимаешь... Она такие писала письма вначале... Ты не понимаешь!..
– -Я слушаю, Андрюш.
– -Такие письма... А потом вдруг - ничего. Два месяца ничего. Сегодня я ей позвонил... в общем, кажется, всё. Сказала, что ей не нравится писать письма на чужое имя. Как будто не понимает, что здесь личных почтовых ящиков нет, а общественных почтальонов больше, чем хотелось бы. И так еле сумел уломать одного, чтобы согласился на себя получать... Правда, фамилия у него дур-рацкая!
– -Я в этих вопросах не силён, Андрюш. Но допускаю, что есть такие женщины: для них лучше вообще без писем, чем вот так... Давай еще пивка?
– -Разве ничего не осталось?
– -А разве осталось?
– Не ерничай, тебе это не идет. Я сам удивляюсь, что так быстро кончилось. Эй, друг!..
Малый уже всё понял (очевидно, по перетряхиванию бутылок), был тут и вежливо улыбался, показывая нездоровые зубы.
– -Ты уже здесь? Смотри, какой сладкий... Еще четыре пива. Арбаа. {четыре (араб.)}Ферштейн?
Как не понять, когда петрунины глаза восходят двумя солнцами в легком тумане, когда четырёхпалая корона пальцев парит, как птеродактиль, а в голосе накатывает шум большого далёкого леса.
– -На чем мы остановились?
– -Мы остановились на том, Андрюш, что у тебя был сегодня разговор, который заронил червя сомнения.
– Петруня, я тебе всё пиво вылью за шиворот!
– Вон уже несут. Давай лучше выльем его в стаканы. Ты мне скажи: хорошая была девочка?
Жалобно закричали невидимые птицы в густых ветвях над головой.
– Хорошая...
"Как тебе объяснить, Петруня? Что-то вроде внезапной флейты в привычном гуле оркестра. Безмолвно качающаяся ветка в окне... Печально идущий где-то снег..."
– Очень хорошая, Петруня. Ты знаешь, у нее были глаза... как тебе объяснить... не забирающие, а отдающие. И, как ни банально, зеленые. Изумрудные... Нет! Изумрудные - это слишком стеклянные. У нее другие. Живые изумруды.
– -Кажется, представляю,-вздохнул Суслопаров.-Мандраж по коже...
– -Она сама говорила, чтобы я ехал, -продолжает Андрей, чувствуя, как весь наполняется сладостной грустью красивого умирания, похожего на закат над холмами Пальмиры под музыку Вивальди.- Сама говорила, чтобы ехал,- он толком не помнит, что она говорила ему и как говорила, но кажется, что именно так, и он сбивчиво рассказывает Петруне, как они два года встречались, и как она обещала ждать, и что чертовски прекрасные были ее письма, всё время прекрасные, пока не стало никаких.- Ведь ясно же было, что я когда-нибудь куда-нибудь уеду, контора же выездная! Зачем тогда было два года встречаться? Я ее не понимаю! Как она себе это внутри выстраивала - не понимаю! Какие там мысли бродили?..
– -Ты же не хирург, Андрюш. Чтобы с женщиной тррр...
– что-то лишнее попало Суслопарову в горло, он захрипел и заперхал, но спасся пивом,- Чтобы с женщиной встречаться, необязательно знать, что и как у нее внутри фунциклирует. Это даже мешает. Отвлекает. Поэтому они и убегают с гусарами и цыганами, которым на метафизику с антимонией начихать...-тут Петруня понял, что переехал грань, и сгладил:-Это я, разумеется, в порядке дежурного бреда, Андрюш.
Но Андрей уже был слишком далеко, чтобы его могли достать мелкие камешки петруниного нагличания.
– -У меня даже не осталось ее фотографии... Как-то не думал об этом, ведь у меня была вся она - зачем фотографии?..
– Это, может быть, и хорошо, -утешает Петруня, оценивая ситуацию со своей точки зрения.- А то еще Вероника накроет. У них вообще нюх... Ты письма-то хорошо спрятал?
В голосе приятеля Андрею слышится слишком развязная гамма, и он суровеет.
– -Ты не трогай Мисюсь. Это просто подарок судьбы - такая жена. Без неё я бы толком и галстук не умел завязать.
– -Понятное дело!
– коварно соглашается Петруня.-Она теперь опять всего дороже.
– Да! Представь себе! Или ты думаешь, что я собирался ее бросить?
– Ого-го! Пью за повелителя стихий.
– -Ты дурак и алкоголик. Может, я и ребенка собирался бросить? Тебя бросали родители?
– -У них ничего такого не было.
– -Откуда ты знаешь? А?
– -Ладно. Успокойся. Все равно я тебе завидую. Безобразие лучше однообразия. Слушай, опять всё кончилось. Давай теперь чего-нибудь покрепче.
– -Да мне уже хватит.
– Ну вот, я так и думал. С тобой идти пиво пить - все равно что ехать в Пальмиру купаться. Надо как следует закончить... Где этот представитель древнего народа? Халдей! Принеси "ладошку" арака, понял? Что он клювом щелкает?
– -Говорит, у них не подают.
– -Вот те нате, хрен в томате... Знакомая песня... Ну скажи тогда, пусть принесет откуда-нибудь. Надо напоследок весело закончить... Чего он?
– -Говорит, подороже будет.
– -Ладно. Пусть прёт, не обидим.
Андрей не помнил, перевел ли он последнее или Суслопаров уже поднялся на воздушном шаре воодушевления над высотой всех языковых барьеров. Во всяком случае, малый тут же исчез.
На какой-то миг у Андрея блеснуло, как солнце из туч, предвидение: