Червонные сабли
Шрифт:
Леньке было непонятно, и он спросил у Макошина:
– У нас же ячеек нет. Кто будет принимать?
– Тебе ячейки нужны или комсомольцы?
– Комсомольцы...
– Вот и будем принимать.
– А кто неграмотный, что делать?
– послышался голос.
– Товарища попроси.
– А если и он ни бе, ни ме, ни кукареку...
Под смех бойцов к Леньке подошел мальчишка-трубач и протянул клочок бумаги, исписанный соседом под диктовку.
– Вот... заявка... Только подписи нема, а крестик не хочу ставить, бо неверующий.
Макошин передал заявление Леньке.
– Распишись за него.
Помусолив во рту химический карандаш, Ленька написал внизу:
«А занеграмотного расписуюсь я, Устинов».
Заявлений поступило немало, и комиссар незаметно подмигнул Леньке: дескать, вот как хорошо у нас получилось.
Павло Байда ожидал момента, когда Ленька освободится, и подошел к нему с бойцами.
– Пойдешь ко мне в разведку?
– Правильно, Павло, забрать его к нам. Парень - гвоздь!
– Нашему взводу обещали тачанку, - объяснил Байда.
– А первого номера нема. Согласен?
– Чего раздумываешь? Соглашайся. У нас хлопцы боевые.
– И чубатые, - подсказал один из бойцов и надвинул на глаза чубатому соседу кубанку.
– Надо спросить разрешения у командарма, - ответил Ленька.
– Или вот товарищ военком здесь...
– А в чем дело?
– заинтересовался Макошин.
– Хотели мы собрать отряд разведчиков, чтобы из одних комсомольцев, - объяснил Байда.
– Замечательно!
– одобрил комиссар.
– Тем более, что знамя у вас уже есть.
– И Макошин подозвал бойца, который стоял в сторонке со знаменем. Это был подарок юзовских комсомольцев. На красном полотнище с золотой бахромой призывные слова: «Уничтожь Врангеля!» Ветерок развернул знамя, и оно надулось парусом, затрепетало.
Настроение у комсомольцев поднялось. Павло Байда вышел наперед и скомандовал:
– В колонну по четыре!.. Стано-вись!
Комиссар тоже присоединился, и колонна двинулась вперед. Грянула песня блиновской дивизии.
Верь, товарищ, всегда
В силу наших идей,
В новом мире труда
Уж не будет цепей.
Шаг сделался ровней. Отовсюду сбегались люди. А песня звала:
На бой! На бой!
Вперед смелей!
Пусть блиновцев семья
Соберется тесней!
4
Вспыхнувшую искру надо было раздувать. И Сергей Калуга, старый комсомолец и признанный артист, сочинил пьесу. Затратил на это два часа и был уверен, что пьеса зажжет сердца бойцов.
– Сцену готовь, - приказал он Леньке, - а я артистов поищу.
К вечеру все было готово. На четырех сдвинутых вместе повозках устроили площадку. Между задранными в небо дышлами протянули веревку. На ней повесили две простыни - они изображали занавес.
На просторной площадке возле школы собралась добрая тысяча бойцов и местных жителей, главным образом девчат. Красноармейцы дымили махоркой, лузгали семечки, ожидали начала представления.
Наконец Сергей раздвинул простыни и объявил:
– Прошу внимания! Сейчас будет представлена сильная драма из жизни черного барона Врангеля и его союзников. Парад алле!
Сергей исчез за простынями. И смешно было, как на сцене гремели лавками, кто-то бегал, бряцая шпорами. Наконец занавес открылся, и перед собравшимися предстало препотешное зрелище.
За колченогим столом сидела старуха в платочке, в длинной пестрой юбке, из-под которой выглядывали сапоги со шпорами. Почесывая в затылке карандашом, старуха громко разговаривала сама с собой, сочиняя письмо:
– А еще кланяюсь благодетелю нашему, господину Плеханову, и осмелюсь ходатайствовать...
– Старуха пожевала губами карандаш и спросила в задумчивости: - О чем бы такоича попросить старика? Скуп стал. Грозится на советскую платформу перейти. Ох и времечко пришло!.. Эй, слуги, позовите Эсеру Савинкову.
– Я здесь, тетенька Буржуазия, вы меня звали-с?
На сцене появилась девица с непомерно большим бюстом. Раздался смех: зрители узнали Петра Хватаймуху.
– Тебя зову, кого же еще! Чего безо всякого дела мотаешься? Позови ясновельможного пана Пилсудского.
Из-за кулис на смену Эсере Савинковой вышел Пилсудский. У него были длинные усы, а на голове конфедератка - картонная коробка с пришитым козырьком. Снова зрители рассмеялись: по красным галифе узнали Леньку. Артист не растерялся и лихо козырнул:
– Проше, пане, вы меня звали, госпожа Буржуазия?
– Звала. Почему вы позволили Буденному прорвать фронт и теперь бежите со своим войском, аж пятки сверкают?
– Проше, пане, я не виноват. Мне Врангель не помогает.
– Как так? Почему? Позвать сюда Врангеля!
Смех среди зрителей возрастал с каждой минутой, но когда на сцене появился Врангель с кривой саблей, в волосатой бурке и красноармейской фуражке, надетой задом наперед, взорвался хохот. Махметка в роли барона Врангеля путался в словах, не знал, куда идти, и старался во всем подражать Леньке. Он тоже козырнул, звякнул шпорами и обратился к Буржуазии.
– Явился, госпожа-мадама, по вашему приказанию!
– Явился не запылился, - проворчала Буржуазия.
– Почему пану Пилсудскому не помогаешь?
Повар Антоныч, сидевший на корточках под бричкой, злодейским шепотом подсказывал Махметке слова. Но тот вошел в роль и не хотел слушать суфлера, говорил, что в голову взбредет.
– Зачем Пилсудский на меня брешет? Он сам, зараза, хочет заключить мир с большевиками.
– Кто зараза?
– обиделся Пилсудский, хотя по пьесе ему полагалось говорить другое. Но разве вспомнишь нужные слова в этакой суматохе? А тут еще ус оторвался, и пришлось его рукой придерживать, чтобы не упал.
– Ты сам баронская морда и последний буржуй! Вот я тебя сейчас...