Червонные сабли
Шрифт:
2
Вторая Конная продолжала формироваться на ходу. В пути скупали у крестьян повозки, тачанки, а если удавалось, и лошадей.
Население встречало красноармейцев по-разному. Беднота радовалась красным флажкам на пиках; многие выносили прямо на улицу столы, покрывали чистой скатертью и угощали бойцов. Кулачье хмурилось. Никто из них не хотел что-либо продавать красноармейцам, а если продавали, то требовали царские деньги или, на крайний случай, керенские.
– Почему советские не берешь?
– спрашивали бойцы.
– Та не знаю...
– Врангеля ждешь?
– Мени абы гроши...
– уклончиво отвечал кулак.
На длительных привалах красноармейцы помогали бедноте по хозяйству: косили траву, чинили брички, копали колодцы. Закончив одну работу, спрашивали у хозяина, не надо ли еще что-нибудь сделать. Платы не требовали. И после работы доставали из сумки по сухарю и запивали водой из кружки.
В одном селе погорельцу-незаможнику деду Кавуну построили хату. Старик не знал, плакать ему от радости или смеяться, разводил руками и говорил соседям:
– И що це за люди? Сколько проходило у нас войск, и каждый то курку утянет, то солому запалит или последнюю коняку заберет. А тут хату зробили и грошей не беруть...
Красноармейцы смеялись, а дед, раздумывая, чем отплатить за добро, куда-то ушел и, к удивлению бойцов и командиров, прикатил небольшую горную пушку, запорошенную соломой. У нее был коротышка-ствол, задранный кверху, и небольшие колеса. Старик еще раз куда-то сбегал и принес под мышкой два снаряда.
Когда Городовикову доложили об этом, он позвал деда и, пряча усмешку, спросил:
– Где пушку взял, дедусь?
– У казакив купили, ще в семнадцатом году...
– А снаряды?
– Та купили ж, по гусаку за снаряд платили.
– А на что тебе пушка?
– Вам же пригодилась, - хитро ответил дед Кавун.
Командиры смеялись, а дед стал просить:
– Детки, дайте мне винтовку. Пойду я с вами Врангелюку бить.
Пушку деда Кавуна никто не хотел брать. В артиллерийском дивизионе сказали:
– Что из нее, по воробьям стрелять?
И все-таки хозяин пушки нашелся. Это был Павло Байда.
– Чем же мы стрелять будем?
– удивились разведчики.
– Кавунами, - ответил загадочно Байда.
Так и осталось тайной, каким образом хочет использовать горную пушку командир разведчиков.
3
Вторая Конная спешила на исходные рубежи. Пыль поднималась к небу от тысячи коней, тарахтели пулеметные тачанки, грузно проезжали батареи полевых орудий. Командарм требовал строгого соблюдения правил движения на марше: выставляли боевое охранение, впереди шли группы разведчиков.
Несмотря на меры предосторожности, по ночам налетали махновские банды, обстреливали штабы и опять исчезали, точно растворялись в воздухе. Особенно доставалось обозам, которые шли последними. На них с охотой нападали бандиты, потому что там было чем поживиться - от патронов до фуража и продовольствия.
Сельское население было напугано слухами о неисчислимой коннице Врангеля, особенно о броневиках и танках, привезенных из Англии. Рассказывали, что эти невиданные чудища ползут по земле на пузе, а ревут так, что скотина глохнет. А если такая машина наедет на хату, то вмиг развалит ее вместе с фундаментом, вещами и людьми. Усиливали страх аэропланы: они будто бы сбрасывают на головы бомбы и железные стрелы, которые прибивают человека к земле. И все-таки пуще всего боялись белых офицеров: они мстили бедноте за отобранные богатства, били людей шомполами, вешали. Не было никакой пощады советским учреждениям и работникам - громили комитеты бедноты, а коммуны сжигали дотла.
Светлели у людей лица, когда проходили по селу полки красной конницы. Развевались алые знамена, покачивались за спинами всадников карабины, громыхали пушки - силища!
Ленька ехал на фронт в составе Особого кавполка, подчиненного командарму. Согласия на переход в отряд Байды он еще не получил. Ока Иванович, как всегда, отшучивался: «Отпущу, только не сейчас. Пострадай еще немного для пролетарского Отечества». И на Леньку свалилась гора всяких дел: и трубач, и ординарец командарма, и связной, и «комиссар по молодежным делам», как в шутку прозвали его друзья. А тут еще Сашко привязался - тоже надо учить хлопца уму-разуму. Ока Иванович в присутствии Сашко как-то пошутил: «А этого, Ленька, бери себе в адъютанты». Все поняли, что это было сказано не всерьез. Один Сашко принял слова командарма как приказ и с тех пор всюду следовал за своим «начальством», семенил на буланой лошадке, на мешке с сеном вместо седла. Ленька подарил ему свою трубу и обучил сигналам. Он старался воспитывать Сашко так, как его самого учил Васька.
– Никогда ничего не бойся. На свете ничего нема страшного. Это попервам кажется так, а разберешься, ни капельки. Вот я тебе расскажу: когда я был пацаном, то всего боялся - мышей, собак, а от грома под кровать прятался. Потом Васька и говорит мне: «А ну, не смей бояться, ты что, маленький? Ты, - говорит, - никогда не жди, а бей первым, если буржуй встретится, бей в зубы - и все! Тогда все богачи будут дрожать перед тобой».
Валетка, шагая рядом, настораживал уши, точно понимал Леньку и одобрял его. Буланая Сашко старалась не отставать.
– Кончим войну, - продолжал Ленька, - поедем с тобой, Сашко, знаешь куда? Поедем учиться на красных командиров. Я одного в Гуляй-Поле встретил, так он самого Ленина видел, за руку с ним здоровкался. Так что ты старайся и не бойся никого.
Сашко был отчаянным по характеру, но из вежливости слушал и не возражал - «начальство» надо, уважать.
4
Вторая Конная прибыла на исходные позиции в тот самый день, когда Врангель отдал приказ наступать по всему фронту.
Он нацеливал главный удар на Александровск и Синельниково, рассчитывая захватить эти узловые станции и через них пробиться в Донбасс и на Дон. Врангель готовил второй удар: морской десант из Керчи на Тамань. За счет казаков Дона и Кубани генерал хотел увеличить свою сильную, но малочисленную армию. В горах Северного Кавказа боролись недобитые остатки деникинской армии под командой белых генералов Фостикова и Крыжановского. Черный барон рассчитывал соединиться с ними.
В Северной Таврии Врангель имел задачу - окружить и уничтожить Тринадцатую армию красных. О том, что большевики создали Вторую Конную, ему было доложено, но главковерх не хотел брать в расчет этих, как он считал, горе-кавалеристов, восседавших на некормленых клячах. Однажды он проучил ретивого полководца по имени Жлоба. Теперь появился какой-то Городовиков, урядник из калмыков... Разве можно сравнить этого лапотника с молодцами-генералами, окончившими академии, - Барбовичем, Калининым, Слащевым, Бабиевым?