Червоточина
Шрифт:
Парень с девушкой неспешно подошли к столику. Аброськина завертела головой.
– А где Витечка?
– Ага, куда он делся? – насупился Казик.
– Я ему не сторож, – буркнул Нича.
– Ты поговори, поговори, – двинулся на него парень.
– А, брось-ка, на!.. – потянула его за пояс шорт девушка. – Никуда Витя не денется. Не такой он, чтобы деваться. Давай лучше пиво пить, пока не закипело.
Замечание Аброськиной было разумным – солнце палило нещадно, и даже сквозь ткань тента ощущался жар его лучей. Между прочим, и Нича обратил на это внимание только сейчас, солнечный диск до сих пор просвечивал сквозь букву «о» нанесенной на тент надписи. Солнце попросту замерло. То есть остановилась Земля. Но если бы это было так, то их бы попросту давно смыло гигантскими волнами, погребло под завалами невиданных землетрясений! «А, брось-ка, на!.. – мысленно повторил Нича присказку новой знакомой. – Какая Земля? Какое Солнце? Все это ла-бо-ра-то-рия! Макет. Яблоко».
Между тем Казик послушался Аброськину и принялся откупоривать пиво. Открыл бутылку и отдал ее девушке. Открыл вторую, помедлил и протянул Ниче.
– Тебя как звать-то хоть? – примирительно спросил он.
Нича хотел ответить так же, как до этого Виктору, но подумал, что понапрасну ссориться не стоит. Все-таки это люди. Ну, пусть даже копии, но куда более живые и настоящие, чем Виктор и ему подобные «экспериментаторы».
– Николай, – протянул он Казику руку. – Бессонов. Можно просто Нича.
– Казимир, – ответил парень, пожимая Ничину ладонь. – Малевич. Можно – Казик.
– Малевич, надо полагать, прозвище?
– Почему прозвище? – довольно ощерился Казик. – Фамилия. А имечком уже папа с мамой наградили, думали, видать, что я тоже спецом по квадратам стану. А я вот как-то больше по цилиндрам, – щелкнул он по бутылке, – и по конусам, – положил он на грудь Аброськиной вторую ладонь.
– Это не конус, а параболоид, – захихикала Аброськина, и Нича наконец-то смог удивиться. Столь «научных» познаний он от этой блондинки не ожидал. Да и от Казика – тоже. Вот уж и впрямь первое впечатление может оказаться обманчивым!
– А вас, как я слышал, Ольгой зовут? – обратился он к девушке.
– Ага, Ольга я, – кивнула та, стряхивая с груди ладонь Казика. – Багатова.
– Ничо так… – заморгал Нича. – Почему Богатова? Вы же Аброськина!..
– А, брось-ка, на!.. – отмахнулась Ольга, и Ниче наконец-то стало ясно происхождение ее «фамилии». – И, между прочим, не Богатова, а Багатова! За богатством мы не гонимся.
– Ага, за мужиками только! – загоготал Малевич.
– И че? – пнула того по ногам Аброськина. – Это для женщины норма. Правда, Ника? – стрельнула она глазками на Ничу.
– Нича, – поправил он. – И… в общем, вы правы. Для женщины вполне нормально интересоваться мужчинами.
– Вот! – кивнула Аброськина. – Пойдем тогда трахнемся!
Нича ошеломленно заморгал, не зная, что и ответить, а Казик посмотрел в сторону моря и сказал:
– И поторопитесь, а то вон тучки какие-то…
Нича обрадовался, что можно сменить тему, и выглянул из-под тента.
– Тучки? – оглядел он небо. – Где тучки? По-моему, абсолютно чисто.
– Да было что-то черное… – пожал плечами Казик. – Может, дым откуда?.. Или показалось…
Нича сразу вспомнил о «дыме», который заставил его вернуться к дому. Тогда ему показалось, что там начался пожар. Но никакого пожара не было. А еще… Еще он вспомнил черных «червей» в «темной комнате», в той самой злосчастной «однушке», когда он… Нет, вспоминать об этом не хочется!.. Но нет ли здесь связи? Не «черви» ли просачиваются в этот мир, маскируясь под дым? Или просто выглядят дымом, когда находятся вне порождающей их комнаты? Можно пойти в рассуждениях еще дальше. Если предположить, что именно «черви» стали причиной их с Соней «сумасшествия», то не сведут ли они с ума и всех, кто находится в данной реальности? «Вам так и так крышка», – сказал здешний Виктор. Не это ли он имел в виду? Вот и Казик с Аброськиной ведут себя несколько… гм-м… странно. Правда, на людей пока не бросаются, ну так и концентрация «червей» тут гораздо меньше, нежели в той комнате. Впрочем, сам он пока никак не чувствует воздействие этой гадости. Но, во-первых, сумасшедшие никогда не воспринимают себя сумасшедшими, а во-вторых, что, если Юрс каким-то образом обезопасил их с Соней, не просто «вылечил», а и сделал некую «прививку»?
Вопросов было много. Причем таких, что ответов на них в ближайшее время не ожидалось. Разве что Студент опять появится. Кстати, о Студенте…
– Казимир, – повернулся Нича к Казику. – А зачем вы того парня били?
– А чего он!.. – буркнул тот, уставившись на зажатую в руках бутылку.
– По-моему, он-то как раз ничего. Это вы с Виктором на него набросились.
– Вот у Виктора и спроси!.. Он сказал, я и…
– Ничо так! Виктор для вас, я смотрю, и царь, и бог. Как собачки за ним бегаете.
– Ты… это… – сверкнул на него глазами Казик, – не того!.. Я ведь и в рог могу заехать.
– А я помогу, – набычилась Аброськина и будто даже приготовилась вскочить.
– Да что вам этот Виктор?! – вскипел вдруг Нича. – Чем он вас так приманил?
– Он мужик потому что, – слегка расслабилась девушка.
– Это тебе виднее, – хохотнул Казик, тоже поубавив агрессивности. И, нахмурившись, стал растолковывать Ниче: – Ты понимаешь, он не психует, истерик не закатывает. С ним спокойно. Он знает, что делать надо.
– И что надо?
– А не дергаться. И ждать.
– Чего ждать-то?
– Ждать – и все… Не дергаться. Так… Виктор сказал… – Казик замялся и отвел глаза.
– Витечку надо слушаться, – поддержала Казика Аброськина, – тогда все будет хорошо. А другие пусть как хотят.
– Другие?.. – насторожился Нича и покосился на Казика: – Ты ж говорил, что вас только трое.
– Ну, мало ли… – пожал тот плечами. – Я тебя впервые увидел и все сразу выкладывать должен был?
– Ладно тебе, – пихнула Казика в бок локтем Аброськина. – Нича нормальный парень. Не хуже этих самых других.
– Их много? Кто они? – спросил Нича.
– А, брось-ка, на… – поморщилась девушка. – Лохи всякие.
– Да почему лохи, разные есть, – сказал Казик. – Мужики, бабы. Отдыхающие, как и мы. Человек десять, наверное. Те, что в воде были, когда молния шарахнула. Умные-то с пляжа ушли, когда небо затянуло, а отдельные идиоты решили при дождичке искупаться. И мы в том числе… Молния как сверканула, прямо в меня будто. В глазах темно стало, вырубился, наверное, хорошо, ненадолго, а то бы утоп. И так уже начал, очухался – а кругом вода. Вынырнул, смотрю, еще люди бултыхаются. Я вот Аброськину вытащил, еще толстяку какому-то помог на берег выползти. Собрались, смотрим: грозы как не бывало, небо чистое, солнце шпарит. И тишина полнейшая. Вокруг, кроме нас, ни души! Берег-то далеко виден; все пляжи пустые. И набережная… Будто вымер курорт. Сначала припухли все, потом задергались. Кто реветь, кто орать, кто в город побежал, кто еще что… А Виктор нам сразу понравился, что не дергался. Вот мы и… – Тут он нахмурился, заоглядывался, отставил пиво, встал из-за стола. – Слышь, Аброськина, а где он и в самом-то деле? Пойдем поищем, что ли?