Червоточина
Шрифт:
Зоя Ивановна почувствовала, видимо, устремленные на нее взгляды, а подняв глаза, сразу прочла в них один на двоих вопрос.
– Они живы, – сказала она. – Были живы, когда я…
– Но почему тогда… Но что тогда?.. – запричитала Зоя Валерьевна.
– Они… в коме?.. – выдавил Бессонов.
– Хуже… – Зоя Нормалева отвела взгляд. – Они… сошли с ума.
– Ты их видела? Ты их точно видела? – рванулся к ней Геннадий Николаевич. Он протянул руки, будто собрался ухватить Зою за плечи и трясти ее, трясти, трясти, пока она не выложит всю правду. Лишь в последний миг он остановился, отпрянул и поспешно убрал за спину руки, словно и впрямь был не уверен в своих намерениях.
– Да, – сухо ответила Зоя. – Видела. Слышала.
– Расскажи, – жалобно попросила Зоя Валерьевна. Но вспомнила, видимо, о состоянии гостьи и спросила: – Ты сможешь?.. Хотя бы вкратце расскажи, если можешь.
И Кокошечка стала рассказывать, скупо бросая слова, монотонно, без интонаций, словно читала скучный текст по бумажке. Оттого смысл ее рассказа казался еще более достоверным, страшным, не оставляющим ни малейшей надежды.
Зоя уже давно замолчала, а Бессоновы по-прежнему сидели в застывших позах, словно услышанное сковало их тела. И так же не шевелясь, первой разжала губы Зоя Валерьевна.
– Нет. Не может быть, – сказала она.
И этот едва слышимый звук словно разбудил Геннадия Николаевича. Он подскочил и замахал руками:
– Ну, ерунда же, ерунда! Хард-рок какой-то!.. Тебе просто приснилось! Сама же говоришь, что не получалось ничего, а когда легла…
– Не приснилось, Гена, – перебила его Зоя. Она сказала это шепотом, но Бессонову почудилось, что прогремел гром. Ему и так было уже ясно, что все сказанное Кокошечкой правда, а теперь, предвестницей грома, мелькнула молния, окончательно развеяв все сомнения.
Геннадий Николаевич развернулся и вышел из комнаты. В прихожей он сорвал с вешалки джинсовку и просунул уже одну руку в рукав, когда следом за ним влетела супруга.
– Ты куда, Гена? Куда?! – закричала она так, словно он собрался прыгнуть с крыши.
– К Игорю, – процедил сквозь зубы Бессонов, просунул в рукав вторую руку и застегнул куртку.
– Но что он может?!.
– А вот это я и хочу узнать, – тряхнул «хвостом» Геннадий Николаевич.
Бессонов шагал к дому Ненахова, будучи полностью уверенным, что поступает правильно, хотя не имел ни малейшего представления, чем реально может помочь ему друг. Ведь тот ясно сказал, что делает все, от него зависящее. Но после того, как Игорь «нашел» Зою Нормалеву, от него не было ни малейшей помощи. Даже не столько помощи, но и хотя бы каких-то видимых действий.
Конечно, Геннадий Николаевич понимал, что скорее всего он несправедлив к другу и тот пытается что-то сделать, но, не получая результата, не хочет нервировать его пустыми звонками. Однако сидела в сознании Бессонова одна заноза, которая никак не выковыривалась. Не мог он забыть розовощекого парня с плеером, забравшего у них пулю! И реакцию на встречу с ним Ненахова забыть не мог. Потому и сосала его теперь гадкая мыслишка, что Игорь попросту испугался, умыл, что называется, руки. Но даже если и так, он не станет осуждать бывшего полковника. Он попросит лишь… Нет, он потребует, чтобы тот свел его с загадочным «кадром»! И пусть этот белобрысый «меломан» что хочет с ним делает, но он с него не слезет, пока не добьется хоть чего-либо конкретного. Ведь не может же быть, чтобы за все это время не появилось каких-нибудь новостей! Не сидели же те, кто этим занимается, сложа руки. В конце концов, он сам поделится с ними тем, что узнал. Если они не дураки (а там, по его убеждению, дураков не держат), то должны проверить даже такие фаты, как свидетельства гадалки. И не какой-то посторонней, а потерпевшей по данному делу.
С такими вот мыслями по-прежнему полный решимости Геннадий Николаевич подошел к двери ненаховской квартиры. Вдавил палец в кнопку звонка и не отпускал до тех пор, пока дверь не открылась.
Игорь Степанович Ненахов выглядел раздраженным и злым. По-видимому, он ожидал увидеть кого-то другого и растерянно заморгал, уставившись на друга. Злость из его взгляда сразу ушла, но раздражение все же осталось.
– Ты? – сказал он. – Что?
– Я, – кивнул Бессонов. – То. – И шагнул за порог, оттесняя в прихожую странно негостеприимного Ненахова. – Может, все-таки поздороваемся?
Ненахов склонил к плечу голову, словно не понял вопроса. Тогда Геннадий Николаевич протянул ему ладонь:
– Привет, говорю! Ты чего как пыльным мешком стукнутый?
Друг руку пожал, но на вопрос не ответил, остановился на середине прихожей, и как ни пытался его сдвинуть Бессонов, ничего из этого не вышло. Ненахов даже раскинул в стороны руки, нервно дернул головой и зашипел:
– Не сейчас, не сейчас!.. Гена, я тебя очень прошу… У меня важная встреча… У меня там человек сидит!..
– Ну так сидит же, – попытался пошутить несколько обескураженный приемом Бессонов. – А тут у тебя человек стоит. Не хочешь впускать, хотя бы выслушай.
– Гена, давай потом, – положил ему руки на плечи друг и ощутимо подтолкнул, явно его выпроваживая.
– Никаких потом! – сбросил руки Ненахова Геннадий Николаевич. – Ты что, забыл, какие у меня проблемы? Я ведь к тебе не пиво пить пришел!
– Ну, знаю я, знаю… – запричитал так не похожий на себя бывший полковник. – Но ты и представить себе не можешь, как я сейчас занят…
– Хорошо, я уйду, – скрипнул зубами Бессонов. – Но после того лишь, как ты дашь мне один адресок.
– Уф-ф, – замотал головой и, словно наседка крыльями, хлопнул себя по бедрам Ненахов. – Ну, какой тебе еще адресок? Чей?
– Консультанта.
– Кого?!. – Глаза у Ненахова стали похожи на лампочки, только что не светились.
– Того хмыря, что забрал у нас пулю. И давай не юли! Адрес, телефон, любую контактную информацию.
– Но… зачем?.. На него бесполезно наезжать… наседать… Тебе нет никакого смысла с ним встречаться, поверь!
– А это, прости, я буду сам решать, ладно? Ты ведь хотел отойти от этого дела, вот и отходи. Я тебе больше надоедать не стану. Только дай мне адрес – и все. Такой вот хард-рок.
– Да что ты опять несешь?! – разозлился, став от того вновь почти прежним Ненахов. – Никуда я не собирался отходить! И никуда не отходил. А то, что ты просишь, я сделать не могу хотя бы уже потому, что нет у меня ни адреса, ни телефона этого человека. Ничего у меня о нем нет, никаких сведений. Он сам меня находил, когда ему было нужно.