Чешские юмористические повести
Шрифт:
— Сейчас, сейчас, мать. Я бы только хотел еще взглянуть, все ли спокойно у девушек. Пойдем вместе, сейчас совсем тепло.
Клапзубова вышла, из будки выбежал Орешек, и все трое пошли вдоль вспаханного поля к домикам напротив. Там было тихо и мирно, свет погашен, ничто не нарушало покоя. Супруги Клапзубы пошли обратно. На половине пути старик остановился.
— Здесь спят девушки,— сказал он тихо,— а там — ребята. Дай бог, чтобы спортивная слава не стала помехой их счастья в жизни.
— Дай бог, отец,— прошептала Клапзубова. И оба на цыпочках вошли в тихую халупку.
Алло, море! Небо, солнце и безбрежие! Морская гладь в эти душные, знойные дни не шелохнется. Море мертво, словно убито вертикальными
Клапзубовцы расположились в шезлонгах под большим тентом и, щуря глаза от ослепительно-яркого света, молча смотрят на проходящую перед ними панораму арабского берега. Когда духота и мучительная жажда становятся невыносимыми, они вспоминают лучезарную красоту Средиземного моря. Еще неделю назад жара казалась им немыслимой, а какой, в сущности, там был умеренный климат по сравнению с пеклом Красного моря! А какими красками переливалось Средиземное море! Какие облака плыли там по небу! Как бились и убегали волны, как они гнались одна за другой, разбивались и вновь вырастали… Полузакрыв глаза, клапзубовцы предаются воспоминаниям. Мысли их убегают назад, к ароматным борам и сочным дубравам, к лужайкам с желтеющими одуванчиками, к ручейку, что вьется среди ольхи, к спортплощадке на опушке леса, теперь уже перепаханной; возле нее стоит хибарка, там хозяйничает старушка и все время что-то бормочет. Они еще ни разу не оставляли мать так надолго; сейчас с ней только подлиза Орешек, да и тот уже стареет, полеживает и на чужих лает слабым голосом. Хорошо еще, что те одиннадцать девушек на вокзале клятвенно обещали по очереди ездить в Буквички, утешать и развлекать одинокую матушку. И все-таки по вечерам, когда на луга и леса опускается туман, матушка будет одиноко сидеть на ступеньках у двери, сложив руки на коленях, смотреть на мерцающие звездочки и думать о тех удивительных странах, по которым проедут ее муж и сыновья, чтобы в последний раз снискать себе славу и почет.
Вечера на палубе «Принцессы Мэри» проходили иначе. Прохладный воздух выманивает из всех укрытий пассажиров, обессилевших от жары и духоты, зажигаются лампы, гремит пароходный оркестр, и путешественники могут несколько часов развлекаться. В основном здесь собрались англичане и англичанки. Клапзубовцы встретили много почитателей. Даже у сухопарой учительницы английского языка, которая едет в среднюю школу в Бенарес, сердце учащенно забилось, когда ей сказали, что эти одиннадцать молодых людей — чемпионы футбола. Юноши все вечера были окружены новыми знакомыми и поклонниками, но наиболее крепкую дружбу завел их отец.
Это случилось вечером того дня, когда они вступили на палубу корабля в Бриндизи. Молодые люди, восторгаясь новым для них пароходным оборудованием, ходили и все осматривали, а старый Клапзуба унес свой складной стул на самый нос и уселся там. Вскоре туда явился коренастый верзила в помятом костюме и огромных башмаках, с трубкой, которая как две капли воды походила на королевскую трубку Клапзубы, и скрипучим голосом, напоминающим скрип немазаного колеса, спросил по-английски:
— Вы господин Клапзуба?
Клапзуба мгновенно собрал весь свой запас английских слов, немного подумал, выбирая самое подходящее, и наконец кивнул головой, ответил:
— Yes [43] .
— Я полковник индийской армии Уорд,— сказал на это верзила,— вы мне нравитесь, я хочу посидеть здесь с вами. Что вы на это скажете, господин Клапзуба?
Это была слишком сложная фраза для Клапзубы, все слова у него перепутались,
— Проклятый Вавилон, Yes!
После чего они с полковником Уордом долго трясли друг другу руки. Полковник развалился в своем кресле рядом с Клапзубой. Буквичский старик вначале было испугался, как ему быть, если этот господин разговорится, но все обошлось благополучно. Полковник сидел, курил и сплевывал, Клапзуба тоже сидел, курил и сплевывал, и так они сидели, курили и сплевывали вместе. Примерно через час полковник поднял руку, показал на белую птицу, которая летала вокруг, и сказал по-английски:
43
Да (англ.).
— Чайка.
Клапзуба кивнул:
— Yes!
Через час Клапзуба заметил ныряющего дельфина. Понаблюдав за ним некоторое время, он поднял руку и спокойно сказал:
— The [44] рыба.
На что полковник Уорд важно кивнул головой:
— Yes.
И они продолжали сидеть, курить и поплевывать. Когда пароход впервые в Красном море приблизился к берегу, Уорд произнес:
— Аравия.
Клапзуба отозвался:
— Yes!
Позднее Клапзуба показал трубкой на берег и заметил:
44
The — определенный артикль в английском языке.
— The верблюд.
Полковник кивнул:
— Yes!
Однажды утром они прошли Аденский залив и очутились в Аравийском море. Снова перед ними волновалось и ревело настоящее море, вечно мятежное, беспокойное, и, словно радуясь ему, влетела в его волны «Принцесса Мэри». Едва она вышла из Аденского залива и очутилась в бурном море, где огромные валы то и дело вздымались и снова падали, нос корабля начал раскачиваться. Старый Клапзуба с полковником Уордом не покинули своих мест. Они остались на качалке, нос которой все время был обращен на юго-запад. Собеседники уходили только поесть и поспать и обычно коротали здесь все вечера, засиживаясь далеко за полночь.
В одну из чудесных ночей впереди засверкали огоньки города, маяк приветствовал их своими белыми и зелеными лучами, и пароход отозвался на привет гудком, а полковник Уорд сказал:
— Коломбо.
Старый Клапзуба добавил:
— The конец.
Оба закивали и подтвердили:
— Yes!
Утром они распрощались долгим молчаливым рукопожатием.
Оба чувствовали, что между ними завязалась дружба на веки вечные и ни один из них до конца своей жизни не встретит человека, с которым пришлось бы так по душам поговорить, как во время этого плавания из Италии на Цейлон. А теперь друзья расставались, чтобы никогда больше не встретиться: Уорд срочно уезжал куда-то в Индо-Китай, а «Принцесса Мэри» в тот же вечер отчалила от Коломбо и направилась в Сидней.
Разносчики реклам, объявления, плакаты, анонсы на экранах кино и светящиеся ночью надписи на стенах домов, транспаранты на фонарях, миллионы фотографий, передовицы в газетах, горы листовок — все это в течение двух месяцев подготовляло Австралию к крупнейшему состязанию с клапзубовцами. По телеграфу ежедневно поступали сообщения о перипетиях плавания прославленной команды, а ставки за и против вырастали до чудовищных размеров. Они уже поднялись до пяти к одному в пользу Австралии, пока самому известному спортивному обозревателю Гринвиду не удалось пробраться на пароход «Принцесса Мэри» и там понаблюдать за клапзубовцами во время игры на палубе и процедуры под душем. Телеграмма, передававшая его впечатления, сразу понизила надежды Австралии до трех к одному. Когда же клапзубовцы сами появились на палубе перед необозримыми толпами, встречавшими их в Сиднее, ставки Австралии упали до полутора. Тогда в это дело вмешались спортсмены-патриоты и развернули такую горячую кампанию среди земляков, что ставки Австралии вновь подскочили до шести к одному.