Чешские юмористические повести
Шрифт:
— Боюсь, как бы не взорвались котлы.
И опять воцарялась тишина, и все с тревогой молча всматривались в темноту, не сулившую никаких надежд.
В одиннадцать часов ночи антенны опять заработали.
«„Тимор“ раскололся почти пополам. Сбиваем плоты, но вряд ли они нас спасут. И все же мы работаем. Экипаж настроен бодро, ибо пассажиры служат нам примером. Братство до гроба объединило экипаж и двенадцать клапзубовцев. Да вознаградит их бог за все, что они сделали для нас в последний час».
«Арго» ответил:
«Герои тиморовцы, держитесь! Здесь буря уже прекратилась, скоро прекратится и у вас! Передайте чемпионам мира, что пассажиры и экипаж „Арго“ восхищаются ими. Делаем все, чтобы прийти вовремя. Идем со скоростью тринадцать с половиной миль
Без пяти двенадцать новая телеграмма:
«„Тимор“ окончательно раскололся. Я, Самуэль Эллис, телеграфист Австрало-канадской компании, нахожусь в носовой части парохода, который уже погружается в воду. Я видел, как волна смыла плот с последней группой экипажа „Тимора“. Клапзубовцы были на корме, куда отец велел снести их багаж. Мне кажется, что эти герои рехнулись. При свете молнии я видел, как они вынимали из чемоданов разные вещи. Затем пришел конец. Все исчезло. Я один. Вода уже проникает под дверь каюты. Но разве я могу оставить тебя, мой аппарат! Ты слышишь гром, чувствуешь удары? Вода уже плещется рядом, но в тебе, аппаратик, заключены свет и жизнь. Ты меня связываешь с людьми, которым не грозит смерть. Сме…»
Телеграфист «Арго» вскочил и широко раскрытыми глазами впился в бумажную ленту, на которой аппарат выстукивал знаки. Но он напрасно ждал конца слова «смерть».
В пятом часу утра «Арго» прибыл на десятую параллель к острову Манихики. Море было спокойное, как небосвод над ним. Люди на спущенных шлюпках выловили несколько человек из экипажа «Тимора», уцепившихся за обломки плота. Они обессилели, закоченели, находились в полубессознательном состоянии, но были спасены. В шесть часов за скалой Манихики обнаружили несколько досок, остатки какой-то двери, за которую судорожно цеплялся телеграфист Эллис. «Арго» снялся с якоря и начал кружить вокруг места катастрофы. Все пристально рассматривали в бинокли зеленые волны, и каждый обломок балки, каждый лоскут брезента привлекал внимание. К десяти часам был спасен весь экипаж «Тимора», начиная с капитана Свэтта и кончая младшим юнгой.
Последняя находка была сделана в половине одиннадцатого. Шлюпка, которая в это время была еще на воде, при возвращении наткнулась на небольшой предмет. Господин Скрудж, принимавший участие в розысках, нагнулся и выловил его из воды. Это был старый футбольный мяч.
Клапзубовцы исчезли бесследно, и «Арго» отплыл, увозя пассажиров и оба экипажа, повергнутых в глубокую скорбь…
— Черт бы побрал этот океан! Мне сдается, что свистопляске настал конец.
— Папаша! Вчера вечером вы поклялись больше не чертыхаться!
— Черт возьми, привычка… Честное слово, больше никакого черта от меня не услышите!
Этот разговор происходил в пятом часу утра на глади Тихого океана. Где точно — никто из собеседников не знал, ибо страшный вихрь целых пять часов гнал их куда-то в кромешной тьме. Теперь вихрь внезапно прекратился, и, когда солнце во всей своей красе показалось на горизонте, оно увидело спокойное море, безмятежно колыхающееся под утренним ветерком, и чистый небосвод, переливающийся голубыми, зелеными, розовыми и оранжевыми тонами. Посреди всего этого сказочного великолепия, отражавшегося и преломлявшегося в синих и зеленых водах с белыми гребешками пены, виднелось только двенадцать темных точек.
Это была команда Клапзубы во главе с отцом. Никто из них не пострадал, все были живы и здоровы, чудом уцелевшие в яростно разыгравшейся стихии. Чудом? Да, то было чудо, но, однако, его скромным и умелым режиссером явился старый Клапзуба. Видя, что «Тимору» приходит конец и что нельзя возлагать надежды на кое-как сколоченный плот, он спустился в каюту и с помощью Гонзы вытащил свой знаменитый огромный чемодан, который возил с собой на все состязания. Его содержимым клапзубовцы воспользовались только во время памятной встречи с барселонскими грубиянами. Старик вытащил из него двенадцать резиновых костюмов, герметически закупоривающих
В непромокаемые сумки быстро сунули продовольствие, и в тот миг, когда волны отступили, готовясь к новому удару, плот был спущен на воду. Едва клапзубовцы успели несколько раз взмахнуть веслами, как с парохода донесся страшный треск. Последние балки верхней палубы рухнули, и расколовшийся пополам «Тимор» начал погружаться. Волны с бешеным ревом устремились на разбитый остов корабля, но в эту минуту плот с Клапзубами был уже далеко и не попал в образовавшийся водоворот. Но зато он стал игрушкой бешеного вихря, который то поднимал его на гребень волн, то мчал сквозь волны с немыслимой скоростью. Клапзубовцы, свернувшись в один клубок и крепко обняв друг друга, с превеликим трудом удерживались на плоту. После двухчасовой бешеной гонки в темноте плот развалился, и они очутились в воде. Но резина на костюмах оказалась крепкой, и герои, качаясь на волнах, как двенадцать причудливых буев, мчались вдаль под порывами ветра. Среди раскатов грома и бурлящей воды они не могли разговаривать, да этого и не требовалось; крепко держа друг друга под руки, мобилизовав все свои силы и волю на борьбу, они представляли собой единое целое, не погружающееся в воду тело. Только когда перед восходом солнца буря внезапно стихла, пловцы смогли отпустить друг друга и немного отдохнуть. Они озирались вокруг, охваченные чувством благодарности за свое спасение. В беспредельном величавом просторе, среди великолепия переливающихся красок утренней зари клапзубовцы почувствовали себя бесконечно одинокими. На горизонте — никаких признаков корабля или земли. Это их несколько смутило, но, при своей непоколебимой уверенности, они не пали духом; самые младшие тут же предложили подкрепиться. Старый Клапзуба не возражал открыть сумку с сухарями и копченым мясом, и путешественники, как ни в чем не бывало, принялись за еду, словно лежали на одной из нижнебуквичских полянок.
Один Гонза ел неспокойно, беспрестанно оглядываясь на юго-запад. В конце концов отец обратил на это внимание.
— Черт возь…— хотел он начать своим любимым изречением, но, вспомнив о ночной клятве, проглотил конец слова и продолжал: — Что это ты, Гонза, все высматриваешь?
— Понимаете, отец, не хочу вас зря тревожить, ветер и так несет нас туда, но готов биться о заклад, что там остров!
— Где? Где? — закричали остальные, устремив взгляды, куда показывал Гонза.
Весь запад еще горел фиолетовыми, красными и оранжевыми красками восхода. А на горизонте, среди шелка облаков, мглы и пара, в одном месте виднелось темное пятно, которое при пристальном рассмотрении приняло более резкие и отчетливые очертания.
— Чтоб мне провалиться, Гонза, это остров!
Все восторженно смотрели в бесконечную даль, где чем дальше, тем отчетливее выступали две острые вершины и длинный горный хребет.
— Остров! И ветер несет нас к нему.
Клапзубовцы от радости начали резвиться в воде, как тюлени. Они с удовольствием бы устроили потасовку, если бы не были заключены в свои пузатые шары. Пришлось ограничиться криком и брызгами в лицо друг другу, после чего все принялись гадать, сколько им еще осталось плыть.
— Погодите, ребятки! — перебил их старый Клапзуба.— У меня тут имеется одно приспособление. Франтик, дай-ка мне свою сумку!
Франтик подал ему сумку, и отец вытащил из нее несколько палок и кусок парусного полотна. Не успели удивленные ребята опомниться, как старик вставил одну палку в другую, и из них получились два довольно длинных древка. Затем он развернул полотно и прикрепил его узкие концы к древкам. Это был транспарант с надписью:
СПОРТИВНЫЙ КЛУБ
КОМАНДА КЛАПЗУБЫ