Честь, хлеб и медяки
Шрифт:
Рыжая девушка… С кухонным ножом обращается, как с кинжалом…
— Как звали служанку красавицы Акташи?
— Никто не помнит ее имени, — пожал плечами Талис.
— Ну а как она выглядела? — снова спросил Руперт.
— Я же говорю, — хмыкнул Талис, — это было слишком давно.
— Эй, Гоц, — крикнул Руперт, обращаясь к парню.
Он остановился, чтобы его подождать.
— Что тебя просила принести Фаиза? Ведь по ее просьбе или приказу ты отправился в крепость в пустыне и там застрял. Она ведь не сказала тебе, что пройти туда просто, а
— Баллок — волшебный кинжал с усиленным клином, — Гоц, переводя дыхание, еле смог сказать, что у него спрашивали. — Их два. Они были парными. Вот я и подумал, что те два меча, которые были у тебя, это они.
— Что за бред? — фыркнул Руперт. — Кто тебе мог внушить такое?
— Лейла, дочка караванщика, — тихо ответил Гоц. — Она у тебя их видела, поэтому меня и отпустила.
— А почему Фаиза говорила о баллоках? — спросил Талис. — Зачем оно ей? Это мужское оружие, предназначенное для пробивания рыцарских доспехов, и носят его спереди — отсюда и название.
— Не знаю, — пожал плечами Гоц. — Фаиза попросила принести их из крепости…
— Почему ты мне не сказал об этом раньше? — разозлился Руперт.
— А ты не спрашивал, — обиделся Гоц. — Одна говорит, иди туда не знаю куда, принеси то, не знаю что. Я и крепость-то эту с трудом отыскал.
— Да, — со знанием дела покачал головой Руперт. — Без некоторого количества благородного металла достичь цели, чувствую, не удастся.
— Без золота, что ли? — спросил Талис нахохлившись.
— Что вы, сударь, отнюдь нет, — хмыкнул Руперт. — Я говорю не о презренном металле в кошельке, которого у нас с тобой слишком мало, а о благородной стали, а именно о шиле в жопе.
Гоц с Талисом рассмеялись. И сразу все стало казаться не таким уж и мрачным, и ночь под стенами города больше не пугала их…
******
Руперт с удовольствием не тащил бы Гоца к старикам. Но он страшно опасался, что парень снова сбежит от него и вляпается еще в какую-нибудь неприятную историю. Просто чудо, что они обнаружили его в цитадели, а могли и не услышать его, не заметить, как он бродит по крепости. И застрял бы Гоц там на веки вечные. И еще неизвестно, что вложили в его уши девушки.
— Значит, так, — наставлял Гоца Руперт перед входом в город, — на стражей не смотреть, исключительно себе под ноги, головы не поднимать, ни с кем не заговаривать.
Не хватало, только чтобы его кто-то узнал.
Сейчас они дождутся, когда станет наплыв что пеших, что конных, что с телегами, и в суете проникнут в город. В толпе их стражники не станут рассматривать, особенно входящих. А лучше бы вообще караван подошел, но на такое счастье рассчитывать не приходилось…
Руперт кинул два медяка в ящик для сборов и протолкнул Гоца вперед — до этого тот стоял у него за спиной. На Талисе, как всегда, сэкономили. Хорошо, что с птиц не взимали плату за проход в город, как с лошадей. А вот если бы у них была корова или гуси на продажу, пришлось бы заплатить еще и торговый сбор. Так никаких денег не напасешься.
— Может, ты домой? К папе? — на всякий случай поинтересовался Руперт.
— Нет, — испуганно проговорил Гоц.
Казалось, что он побледнел и был готов вот-вот лишиться чувств.
— Тогда пойдем на окраину города в ту мазанку, где нам с тобой сказки рассказывали на ночь, — радостно сообщил парню Руперт. — Стариков хочу навестить. Да и с Фаизой не мешало бы переговорить, если она еще там.
От него не ускользнуло, как снова побледнел Гоц, на щеки которого едва-едва начали возвращаться краски.
— Не бойся, — пообещал ему Руперт, вскакивая в седло.
Он в очередной раз порадовался, что Нарельга заставил и коня вмести с ними перенести, а то пришлось бы топтать сапоги по пыльным улицам довольно долго. Почему бы не проехаться, если есть такая возможность?
Легко закинул себе за спину худенького Гоца.
— Или ты пешком желаешь прогуляться? — спросил Руперт у него.
И не получив ответа, пришпорил коня…
Остановились они за пару домов от нужной мазанки.
— Талис, ты останешься смотреть за конем, — принялся раздавать приказания Руперт. — Вдруг удирать придется. Гоц войдет в дом. Если там есть Фаиза, отдаст ей мои кинжалы, а я за дверями послушаю, что она скажет. Если что, вали все на дочку караванщика, которая сбила тебя с истинного пути.
Талис недовольно обратился человеком и взял под уздцы коня.
Гоц, обиженно вздохнув, еле волоча ноги, направился к знакомым дверям. Он всегда боялся девушку, которую купил Руперт на невольничьем рынке. И что с того, что тот поддерживал его и взглядом, и взмахами руки, чтобы он шел веселее.
Дрожащей рукой Гоц взялся за ручку и толкнул дверь.
— Мальчик, скажи, что это не сон, — донесся до Руперта удивленный голос старухи.
— Нет, не сон, — ответил Гоц не очень уверенно. — Это я, на самом деле. Вот вернулся.
— Гоц! — прокричал старик.
Голоса Фаизы Руперт не услышал. Либо девушка в доме уже не жила, либо ушла на базар — девушке больше негде быть.
— Я не один вернулся.
Руперт услышал, что голос Гоца стал гораздо бодрее.
Ну что же, ему тоже можно войти и поздороваться…
Старики Руперту обрадовались, как родному. Они припали к нему с двух сторон — хозяйка пустила слезу, а хозяин принялся тискать его.
В старой мазанке ничего не изменилось, и даже циновка в углу, где он спал когда-то, продолжала оставаться на своем месте.
— Мы пришли дослушать сказку… — Руперт сказал первое, что ему пришло на ум.
А зачем тогда они вернулись в город, где того же Гоца мог узнать любой и вернуть в замок к отцу?
— Сказку? — усмехнулся в седую бороду старик. — Ну что же, хорошее дело. Вы в своих путешествиях придумали, что есть сердце красавицы Акташи?
— Еще бы? — улыбнулся Руперт.
А Гоц недоуменно посмотрел на него — ни о чем таком он не думал. Он и о сказке-то ни разу не вспомнил после того, как покинул Фаизу, дом и город. Его занимали совсем другие мысли.