Честь и бесчестье
Шрифт:
— Это верно, — согласилась Нэнни. — А боль, должно быть, будет жуткая, если, конечно, его сиятельство придет в сознание!
— Если?.. — прошептала Шимона, холодея от ужаса.
Но тут же овладела собой и обратилась к миссис Сондерс:
— У вас есть мед?
— Разумеется, мисс! Мы ведь разводим пчел, а в этом году был обильный урожай, и моя кладовая прямо ломится от всего, что уродила земля.
— Тогда принесите мне немного меду, пожалуйста.
— И несколько старых простыней, — добавила Нэнни. — Его сиятельство возместит вам все убытки.
— Об этом я не беспокоюсь, — с достоинством возразила миссис Сондерс. — Все, чем я владею, в вашем распоряжении.
С этими словами она и Нэнни вышли из спальни. Шимона, оставшись одна, молча стояла и смотрела на обожженную спину герцога.
Казалось невероятным, как человек, получивший такие страшные ожоги, мог остаться в живых. Глядя на эти жуткие раны, Шимона понимала, что боль, которую испытывал герцог, прикрывая ее от огня своим телом, должно быть, была просто непереносимой.
«Неужели он сделал это… ради меня?..» — спросила себя Шимона, и слезы показались у нее на глазах.
Она нетерпеливо смахнула их. Не время плакать! Следующий час пролетел незаметно — Шимона и Нэнни были заняты тем, что наносили на тело герцога толстый слой меда.
Вдвоем они осторожно смазали медом и обнаженную, почти лишенную кожи спину, а затем забинтовали больного длинными полосами ткани, которые дала миссис Сондерс, разорвав на куски свои простыни.
Им пришлось также забинтовать руки и ноги герцога.
Только лицо и ладони герцога пощадил безжалостный огонь. Шимона и Нэнни обнаружили это, когда перевернули его на спину. Тогда же они заметили, что толстые атласные вечерние брюки спасли верхнюю часть ног герцога.
— А ведь он отдал мне свой фрак… — удрученно проговорила Шимона, после того как они проработали какое-то время в молчании.
— Я знаю, милочка. Я видела это собственными глазами, — сочувственно отозвалась Нэнни. — А все же его сиятельство — не такой плохой человек, как о нем говорят…
Наконец герцога укутали так, что он стал похож на кокон. После этого Нэнни отослала Шимону из комнаты, и они вдвоем с миссис Сондерс разрезали брюки герцога, положили его на чистую простыню, а сверху накрыли другой.
Только теперь Шимона почувствовала, как волнение от всего пережитого за день накатывает на нее, подобно гигантской морской волне.
Когда Нэнни вышла из спальни, она обнаружила, что девушка сидит на полу рядом с дверью и крепко спит.
Шимона даже не пошевелилась, пока ее переносили на кровать, стоявшую в маленькой комнате в задней части дома.
Она проспала до самого утра. Разбудила ее Нэнни, явившаяся в комнату Шимоны как ни в чем не бывало. Страшный пожар не отразился ни на настроении, ни на облике старушки. На ней даже было надето обычное платье, чудом уцелевшее в ночной суматохе.
Шимона мгновенно проснулась и села в постели. Первый ее вопрос был:
— Что с его сиятельством?
— Он до сих пор не пришел в сознание, — ответила Нэнни. — Мистер Алистер сказал, что они ожидают доктора… Вот я и подумала — раз уж вы проснулись, может быть, скажете ему, что мы и сами сумеем позаботиться о его сиятельстве? И нечего тут вмешиваться посторонним!
Лишь глубокая тревога за герцога помешала Шимоне улыбнуться при этих бесхитростных словах.
Девушка давно знала, какую необъяснимую неприязнь испытывает Нэнни ко всем докторам на свете, исключая, возможно, только доктора Лесли, и, напротив, питает полное доверие к снадобьям, которые мать Шимоны собственноручно изготовляла в течение многих лет.
Шимона поняла, что раз уж Нэнни решила взять герцога под свое покровительство, никакая сила на свете не заставит ее отступить от намеченного плана и не помешает лечить больного так, как она сама сочтет нужным.
Сейчас, однако, девушку занимал лишь один вопрос. И она задала его с замиранием сердца:
— Он… выживет, Нэнни?.. Как ты думаешь, мы сумеем спасти его?..
— Будем надеяться, что с Божьей помощью сумеем, — бодро отозвалась Нэнни.
Последующие дни, казалось, проходили словно в каком-то тумане.
Шимона была не в состоянии ни о чем думать. Порой она даже забывала есть и пить — так беспокоило ее состояние герцога.
Когда он наконец пришел в сознание, Нэнни напоила его травяным настоем собственного изготовления, и герцог снова погрузился в глубокий сон.
— Чем дольше он останется в неведении относительно того, что с ним произошло, тем лучше, — наставительно заметила старушка в ответ на недоуменный вопрос Шимоны. — Я поступаю как ваша матушка в подобных случаях, а уж она-то знала в этом толк!
Шимона не сомневалась в том, что Нэнни делает все необходимое, однако тревога не оставляла ее ни на минуту. Девушка была не в силах спокойно думать о любимом человеке, который к тому же спас ей жизнь.
Однажды, примерно дней через десять после рокового пожара, Алистер попросил у Шимоны разрешения повидаться с ней. Она покинула свое ставшее уже привычным место у постели герцога и спустилась в небольшой холл, где ожидал ее молодой человек.
Вообще-то он заходил сюда каждый день, осознавая, насколько серьезно создавшееся положение, и справлялся о состоянии дяди. Шимона также знала, что в отсутствие герцога Алистер взял на себя все заботы по управлению имением.
Молодой Алистер Мак-Крейг все это время был на удивление расторопным и деловитым. Шимоне он порой казался совсем другим человеком.
На следующую после пожара ночь Нэнни рассказала ей, что все обитатели замка были размещены в соседних коттеджах, а изрядное количество дорогих картин и предметов мебели удалось спасти от огня.