Честь снайпера
Шрифт:
— Да, сэр. Конец передачи. Я меняю позицию.
Теперь Салид мыслил куда яснее. Он вернул телефон на место.
— Сэр, следует ли нам собраться к походу к перевалу?
— Пока нет, Аков. Вели бойцам согнать всех жителей и запереть в церкви.
— Да, сэр.
— Затем пусть бойцы возьмут огнемёты и спалят все дома. Я хочу, чтобы это место исчезло. Не должно остаться никаких записей о месте, где был убит оберштурмбанфюрер Грёдль. Никаких памятников здесь не будет.
— Да, сэр. А церковь? Что с жителями?
— Сожги всё, Аков.
Милли
— Смотри, — вдруг сказала она, указывая пальцем, — он поджёг деревню.
— Этого следовало ждать. Так устроен его разум. Что здесь, что в Лидице — партизаны ударят, а платят простые люди.
Сквозь деревья нельзя было разглядеть деталей. Видны были лишь столбы плотного дыма, поднимавшиеся над гребнем гор и затем сливавшиеся в единое облако, постепенно раздуваемое волей ветров. Вскоре донёсся и запах: смесь палёного дерева, вони от сгорающего мяса и характерные нотки Фламмойла-19, огнемётного топлива. Криков не было слышно — расстояние не позволяло.
— Дыма преизрядно, — сказал Учитель, хватая воздух — ему не хватало кислорода. — Он спалил всё полностью.
Тут до них донёсся собачий брёх. Звук рос и близился, а иной раз ловил случайный эффект эха. Было ясно, что собаки предчувствовали славную охоту.
Они двигались вдоль тропы, и какое-то время собаки, казалось, не приближались. Однажды им даже показалось, что погоня прекратилась. Однако, собакам и сопровождавшим их молодым бойцам хватало сил. Когда Милли снова заслышала брёх, он оказался гораздо ближе.
Затем ещё ближе.
— Нам не убежать, — сказала она. — Собак не обгонишь.
Прошло ещё несколько минут. Гавканье стало ещё громче. Их бег сбился на рысь, и тут Петрова упала, разбив колено.
— Ладно, — сказала она. — Дай мне «Стэн». Я останусь тут и убью их столько, сколько смогу. Последнюю пулю оставлю себе.
— Прости, но этого не случится. Я останусь тут. Я ненавижу собак, так что убью их побольше с превеликим удовольствием. А ты иди.
Тут они увидели преследователей Шесть мускулистых, здоровых зверей. Спущенные с поводков, они мчались, словно ракеты: сплошные мышцы и скорость, ворвавшиеся в поле зрения, в прыжках выпрямлявшиеся, словно разжатые пружины, мощными рывками. Они приближались.
Учитель рывком поднял её.
— Беги! Чёрт тебя дери, беги!!! — и обернулся со «Стэном» в руках к наступающей орде.
Дым горящей деревни закрывал видимость, так что Салид сменил позицию, уйдя на полмили вдоль дороги на Яремче. Отсюда он видел лишь стену дыма, поднимавшемуся столбами в небо и пламя, пожирающее строения. Для его людей также лучше было не слышать криков жителей деревни, запертых в горящей церкви и пожираемых пламенем, хотя сам Салид ничего не заметил бы.
— Есть что-то? — крикнул он по-сербски Акову.
— Ничего, — ответил сержант, стоящий на страже у полевого телефона.
Капитан поёжился. Он знал, что ему следовало поймать эту женщину. Она значила больше, чем что угодно иное. С ней он мог бы обернуть свою жизнь в триумф и вернуться к солнцу и пескам пустыни мифическим героем. Амбициям тут места не было.
Он
«О Аллах, — взмолился он, — я покорно взыскаю Тебя обратить взор на успех дела слуги Твоего, Юзефа Салида, ищущего лишь удовлетворения и исполнения надежды своей заслужить право попасть на небеса после смерти. Пожалуйста, одари меня милостью Твоей, это всё, чего прошу я…»
— Сэр, — обратился Аков, — это Грёфельд.
Салид взял трубку.
— Грёфельд на связи.
— Что случилось, боец?
— Полагаю, что они увидели беглецов. Собаки, сэр. Они лаяли и выли, пока были на цепи, недовольные привязями, но теперь их спустили — собаки гавкают во весь голос. А бойцы не отпустили бы их, не увидя целей. Собаки, сэр, бегут за ней.
Собаки всё ближе. Их белые клыки сверкали на солнце, словно парадные кинжалы СС, пена летела из открытых пастей клочьями, глотки дрожали, сотрясаемые рычанием, предварявшим грядущую расправу.
Учитель проверил свой ещё ни разу не стрелявший «Стэн», убедившись в том, что он взведён, затвор свободен и не заведён в паз предохранителя. Одной очередью он мог срезать несколько зверей — а может быть, и всех шестерых — до того, как они доберутся до него. Затем он возьмётся за 6,35-мм «Фроммер», до недавнего времени бывший его единственной защитой и убьёт либо ранит остальных. Однако, он также понимал, что его могут покусать или порвать в лоскуты, и не было никакой возможности…
Небо разорвал жуткий вой.
Словно хор банши или ещё каких загробных существ, явившихся в кошмаре: высокий, полный вибрации вопль, предвещающий смерть рёв, рушащий цивилизации, крик голодных гарпий, рвущих свою добычу. Высокие ноты постепенно пропадали, поскольку звук становился ниже, приобретая вместе с тем шипящие и свистящие тона, предвещающие погибель в пламени.
Учитель узнал этот звук. Его издавала батарея, запустившая семьдесят две ракеты «Катюша» с носителей, расположенных на грузовиках. Ракеты уничтожат всё, что будет находиться там, куда они попадут. Визг был настолько пронзителен, что разлетался на мили, предвещая наступление Красной Армии и служа сигналом к началу битвы для армии германской. Для собак с их обострённым слухом он был оглушающе громок.
Красное наступление началось.
Это было понятно Учителю, но не собакам. Для них звук означал приближение другого, мифического хищника — обещавшего сокрушить, разорвать и уничтожить их своими челюстями динозавра. Их мозги не могли противиться такому кошмару.
В тридцати метрах от Учителя они словно налетели на стеклянную стену — но на самом деле, их остановил ужас. С них разом слетела стать и сосредоточенность, они припали к земле, некоторые даже закувыркались, не сумев погасить скорость бега, сталкиваясь друг с другом, охваченные беспримесной животной паникой. Снова встав на ноги, они с той же скоростью, что и прежде, скрылись в окружавшем лесу, стремясь найти пути к выживанию.