Честь воеводы. Алексей Басманов
Шрифт:
— Слава нашему князю, слава! — Правда, добавить при этом «великому» ещё ни у кого не хватало духу.
Однако все, кто был на пированье, и без того осознавали, что Юрий Дмитровский взялся торить себе дорогу к трону. Митрополит Даниил ещё в тот час, когда принимал крестное целование и клятву от Юрия в пользу малолетнего княжича Ивана, понял, что князь дмитровский не с чистой душой читал клятвенную запись и она для него была не крепче мыльного пузыря. Потугам Юрия невольно потворствовал его брат Андрей Старицкий.
Сам князь Андрей не лелеял мысли о престоле.
— Ты побудь недельку дома да поедешь в Волоколамский уезд моим наместником.
Фёдор Колычев, покружившись в придворной жизни, считал, что князь Андрей прежде времени забогател мыслями, и предупредил:
— Готов ехать, князь-батюшка, но пока указа не получишь, лучше туда не ездить.
— Ишь ты, как рассудил. А поди и верно, — отозвался князь Андрей. На том и кончился разговор да больше и не возникал.
Великая княгиня Елена, вопреки воле покойного супруга, запретила Разрядному приказу выдать князю Андрею Старицкому грамоту на владение Волоколамским уездом. «Обойдётся и без него», — сказала она. И потому Фёдор Колычев остался в Старицах.
Старицы встретили князя Андрея сонной тишиной. Стоял жестокий мороз, от которого лопались деревья. Горожане не показывали на улицы носа. Всюду было пустынно. Однако звонари ради встречи князя поиграли на колоколах собора и церквей. Лишь на княжеском дворе Андрея встретили вельможи хлебом-солью и свечи зажгли. Старицкий епископ Мефодий вышел со священниками навстречу князю, дабы благословить его образом чудотворной Смоленской Божьей Матери. Княгиня Ефросинья что-то замешкалась встретить супруга. Но потом выяснилось, что обряжала сынка Владимира, двухлетнего княжича. Князь Андрей порадовался сыну, словно после долгой разлуки.
— Ишь как растёт он у тебя, матушка, — сердечно сказал князь Андрей, обняв княгиню и взяв княжича на руки.
Был среди встречающих и боярин Степан Колычев. Фёдор как увидел отца, так птицей из седла вылетел, побежал к нему. Встретились, обнялись, облобызались трижды. Да пора было осмотреть друг друга. Фёдор и вовсе не заметил перемен в отце: не пошёл вширь — охабень сидел на нём плоско, лицо сухощавое, как прежде, и борода ровно пострижена, и глаза ясные. Отец же углядел в сыне перемены.
— Эко возмужал, сынок! Лик-то как у воителя Михаила-архангела, а плечи-то — палицу в руки — как у витязя! — радовался Степан. О тяжёлом ранении сына он знал, но пока не хотел бередить рану.
На дворе пошумели, здравицу князю прокричали, да все в палаты потянулись следом за ним: быть застолью. А Колычевы от всей суеты в сторонку отошли, и отец сказал сыну:
— Иди домой, Федяша, отдохни, матушку поздравь.
Фёдор слушал и радовался: растёт, ветвится древо рода Колычевых. Вот и второй братец появился у него. И не ведал он того, что этого братика Александра в двадцать семь лет достанет звериная рука царя-лиходея и лишит живота лютой смертью. Род бояр Колычевых ветвился мощно, уходил корнями вглубь и вширь земли русской. Но то, что довелось ему пережить при царе Иване Грозном, и сам сатана не допустил бы. Сей царь подрубил древо Колычевых, и оно упало прахом.
Остаток дня Фёдор провёл дома, среди близких, дорогих сердцу людей: матушки, отца, брата Степана, сестры Аннушки, няньки Панкратовны, многих дворовых холопов, коим жилось у бояр Колычевых вольготно и сытно. Много старицких новинок услышал Фёдор за прошедшие полдня. Но ничто не интересовало его так, как то, чем жили минувший год князья Оболенские-Меньшие, а прежде всего княжна Ульяна, невеста Фёдора. И знал он, что лучше всего расспросить о том матушку. Лишь сели за стол, за трапезу, как Фёдор попросил:
— Родимая, поведай словечко про Ульяшу.
Боярыня Варвара и правда знала о жизни князей Оболенских-Меньших всё до мелочи. Год у них выдался трудный. В Костромской земле село у них сгорело, князь Юрий там лето провёл, заболел тяжело, были и другие невзгоды. Но сказала коротко:
— Жизнь Ульяши в ожидании тебя, ангела-спасителя. Ещё в рукоделии. Её пелены и парсуны красотой сказочной сияют. За ними и из Москвы приезжают люди добрые, покупают.
— Сбегаю я к ней, матушка и батюшка, — попросился Фёдор.
В это время на дворе заскрипели ворота, послышалось ржание лошадей, лай собаки, голоса людей. Степан остановил сына:
— Подожди, Федяша, я тебе подарок приготовил. — Он встал из-за стола и направился к двери.
Не прошло и минуты, как на пороге трапезной появились князь Юрий, княгиня Елена, а с ними и княжна Ульяна. Пока родители жениха и невесты раскланивались друг с другом, Фёдор подлетел к Ульяне и, забыв о приличии, обнял и поцеловал её в трепетные губы. Да тут же окинул её взором и обомлел: стояла перед ним царственная Ульяна в расцвете своей девичьей красы, повзрослевшая и полная величия. Такой Ульяшу Фёдор не видывал и готов был вновь поцеловать её в губы, но оробел. Он снял с неё беличью шубку и Горностаеву шапочку. Румянец на щеках Ульяши разгорелся ярче, золотистая коса упала до пояса, бархатные глаза засверкали от радости.
— Федяша, мой ангел, как долго я тебя ждала! — жарко прошептала княжна и сама прижалась к любимому.
К ним подошла княгиня Елена, взяла дочь за плечо.
— Охладись, Ульяна. Негоже прилюдно тебе... — Отстранив дочь от Фёдора, Елена осенила его крестным знамением и трижды поцеловала. — Страдали мы, как узнали, что был ранен и лежал на смертном одре.
— Бог миловал, матушка-княгиня, — отозвался Фёдор. — Спасибо деду Захару и матушке Анне, выходили. Теперь я прежде басурмана свалю, а сам не дамся.