Честная игра

Уэдсли Оливия

— Я бы хотел свернуть ему жирную шею. А твоя сестра Фелисити, где она?

Филиппа взглянула вниз на свои руки.

— Когда она писала… после того, как узнала, — она сообщила, что Сэм был болен и что они возвращаются домой, как только он достаточно окрепнет для переезда. Она добавила, что, по ее мнению, я дура; что она скрыла от Сэма, чтобы его не волновать, и что позже я смогу, если захочу, навестить ее! Но не теперь, потому что Сэм еще слишком болен, чтобы они могли принимать гостей.

—

Она всегда мало стоила, — сказал Разерскилн с суровым презрением.

Филиппа беспокойно задвигалась, проводя большим и указательным пальцами вверх и вниз по своему жемчугу.

— О, Джим, кто же на свете захочет быть замешанным в некрасивую историю? Никто! И ты бы не захотел, но ты терпишь весь ужас огласки, стоишь за меня и показываешься со мной потому, что ты уж такой человек… Я полагаю, что природа создает некоторых мужчин совершенно бескорыстными — и ты один из них. Но я не стала бы тебя осуждать, если бы ты повернулся ко мне спиной. Тебе же надо подумать о Ките, и ты брат Джервеза.

— Лучшее, что Джервез когда-либо сделал для меня, это — что он сделал меня твоим братом, — язвительно сказал Разерскилн. — Факт! Знаешь, что он упал с лошади вчера?

— Даже если бы он убился, — мрачно сказала Филиппа, — это не спасло бы меня теперь. Ужасная огласка Теддиной смерти… и, к тому же, известие об этом потрясающем скандале… Мое дело было проиграно еще до его возбуждения в суде. Раз люди начинают бросать грязью в женщину, замужнюю женщину, то даже если она совершенно не виновата, следы останутся навсегда! И ты знаешь это.

Разерскилн отрицал, что он это знает.

— Не надо настраиваться так мрачно, — сказал он.

Они продолжали говорить, и разговор шел все о том же, не успокаивая и не обнадеживая.

— Тем, что я стою за Филь, я помогаю ей, знаете? — сказал потом Разерскилн Камилле.

Камилла посмотрела в его несколько холодные серые глаза сквозь слезы.

— Я не могу передать вам, Джим, — проговорила она с чувством, — каким хорошим я вас считаю! Я никогда не смогу вам это сказать!

Разерскилн вспыхнул, как мальчик; его глаза изменились, стали живыми и умоляющими.

Он вышел из дома Камиллы, покручивая коротенькие усы; ему надо было привести в порядок мысли, а он не был из тех, у кого мозги работают с быстротой молнии.

Этому всему со смертью Бриджет минуло тринадцать лет. С тех пор он не думал ни об одной женщине с любовью.

Камилла не была второй Бидди — под луною не бывает двух таких; но Камилла была такая тихая… можно было представить себе, как приходишь к ней домой… а это много значит для мужчины.

Она бы создала семью.

Он перестал крутить ус и поднял палку кверху, чтобы позвать таксомотор. Возможно, что она и не думает о нем, а он дурак, что отдался так своим мыслям… дурак!

Но

на следующий день, не застав Филиппы, он пил чай вдвоем с Камиллой. Была ранняя весна; из гостиной Камиллы был виден сад, а за ним — Реджент-парк. Нарциссы белели в траве, а в комнате все вазы были наполнены ими, а также розовыми и голубыми гиацинтами; воздух был напоен сладким обещанием весны — факт, который Разерскилн комментировал словами:

— По этому признаку я надеваю свои «чеки».

— И они отлично выглядят, — согласилась Камилла, смеясь и думая, как элегантно, хотя и несколько старомодно, выглядел Джим в своем черном сюртуке, так хорошо сидящем на его худой фигуре, и широких брюках, которые он называл «чеками». На нем был также довольно старомодный воротничок, галстук в крапинку и шляпа на волосах песочного цвета, неизменно сдвинутая на затылок.

— Джимми, — вдруг спросила она, — а разве вы не соскучились по деревне?

Он печально кивнул:

— Все это скоро кончится, и я поеду домой.

И они снова вернулись к процессу.

Камилла заняла свою позицию на другой день после смерти Тедди; услышав о яростных обвинениях Джервеза, она пришла к Филиппе, и Филиппа открыла перед ней свое сердце.

Камилла не могла забыть ужаса, которое вызвало в ней заявление Джервеза, что он намерен привлечь умершего к делу о разводе, которое он хотел начать против жены.

Ей показалось, что она падает в обморок; черная мгла застлала ей глаза, но мгла рассеялась, и она увидела сквозь нее мертвенно-бледное, изможденное лицо Джервеза.

— Вы не можете совершить такой ужасный, низкий поступок, — крикнула она. Это было несколько месяцев тому назад; она уехала из Фонтелона через два дня после заявления Джервеза, захватив Филиппу с собой.

Для нее он был сумасшедший, лунатик, жертва собственной ужасной иллюзии; но она никогда не допускала возможности такого процесса.

Интересы Филиппы защищали ее поверенные; глава адвокатской конторы, человек еще молодой, но весьма опытный юрист, не скрыл от Камиллы всю серьезность положения Филиппы.

— Не забывайте показаний лорда Вильмота и миссис Ланчестер, — сказал он.

— Показания такой женщины! — протестовала Камилла.

Энгус Кэрд пожал плечами.

— Я опасаюсь за исход, — сказал он веско.

— Когда будет теперь суд, как вы думаете? — спросила Камилла Разерскилна в один весенний день.

— Через месяц, я полагаю.

В действительности процесс ускорили; он начался тотчас же после пасхальных каникул.

Разерскилн и Камилла явились в суд вместе с Филиппой. Разерскилн глядел прямо перед собой, словно совершенно незаинтересованное лицо; Камилла, бледная, с расширенными глазами, дрожала от справедливого негодования.