Четверги в парке
Шрифт:
В кафе было пусто. Джини выбрала место на улице, под навесом, чтобы Элли могла побегать, и заказала себе чай, а внучке – яблочный сок.
Пока она сидела, промокшая насквозь, с тревогой всматривалась в небеса и гадая, сколько еще продлится ливень, появился Дилан со своим дедушкой.
– Снова я, – он запыхался, пока поднимался на холм, но, видимо, снова собирался извиняться перед ней.
Джини упала духом, поняв, что застряла тут с ним до конца грозы. Дилан принялся носиться по пандусу и ступенькам, гоняясь за Элли, они хохотали,
– Ну и ну, – произнес мужчина, стряхивая капли с мокрого пиджака и вешая его на спинку стула напротив Джини. Заметив ее хмурый взгляд, он ехидно улыбнулся. – Теперь нам нужна только занавеска для ванной и большущий нож.
Джини не удержалась от смеха.
– Вы смотрите на меня так, как будто я маньяк-убийца. В лучшем случае – навязчивый преследователь.
– Так и есть? – предположила она и неожиданно для себя принялась рассматривать его симпатичное лицо, обнаружив вместо скользкого взгляда преследователя обаятельную искренность и осознанное, почти вышколенное спокойствие, будто он намеренно приучил себя сохранять хладнокровие.
– Не специально.
– Вы меня понимаете, – оправдывалась Джини, улыбаясь.
Послышался крик, они обернулись и увидели, что Элли лежит ничком на бетонном полу. Джини подняла ее, лицо малышки покраснело от страха, и Джини крепко обняла ее, чтобы успокоить. Дилан, взволнованный, вертелся вокруг.
– Я ничего не сделал, – пробубнил он, уставившись в пол, будто привык к обвинениям.
– Знаю, что не сделал, – улыбнулась ему Джини. – Элли еще не умеет так быстро бегать.
Дилан повеселел.
– Она же еще маленькая, – согласился он снисходительно, ведь ему уже почти четыре.
– Пойдем, – позвал он Элли, схватив ее за руку и осторожно потянув за собой, ему не терпелось вернуться к игре.
Дождь хлестал как из ведра, в воздухе чувствовалась прохлада, небо потемнело; вода стекала с навеса как с занавески в ванной, будто они остались одни в этом сыром, прохладном мире. С минуту длилось неловкое молчание.
– Может, споем? Как в кино? – усмехнулся мужчина. – В идеале нам нужна монашка с гитарой, женщина на сносях, не в меру развитый мальчишка или герой, превращающийся в зверя, но за неимением всего этого можем сами придумать что-нибудь драматичное и мрачное, чтобы убить время, пока нас не спасут.
– Что, например?
– Ну, не знаю… может…
Он задумался, выпрямился на стуле, выпятил грудь, как оперный певец, и запел трагическую песню из шестидесятых о гонщике, чья машина разбивается вдребезги, и его последние слова: «Скажите Лоре, что я люблю ее». Голос у него был низкий, но уверенный. Когда он допел, они оба прыснули от смеха.
– Старые – всегда лучше всех, – пошутила она, и они вместе повторили припев, на этот раз громко и с выражением. Тем временем дети прекратили игру и наблюдали за их представлением, широко раскрыв глаза.
– Кстати,
– Джини, – сказала она, и они пожали друг другу руки над деревянным столиком.
– У многих ваших друзей есть внуки?
Джини покачала головой.
– Ни у кого. У моей ближайшей подруги даже нет детей, а у остальных еще не появились внуки. У них мальчики…, наверное, им нужно больше времени.
– Значит, Элли – ребенок вашей дочери?
– Да, Шанти работает на полной ставке; девочкой в основном занимается ее муж.
– Наверное, они очень рады, что вы помогаете им.
Джини пожала плечами.
– Как знать. У меня не очень-то хорошие отношения с зятем, это долгая история.
Рэй вздохнул.
– Эх, родственники…, без них тяжело и с ними тяжело. Хотя Нэт, моя дочь, кажется, подобрела ко мне. Она даже разрешила сводить Дилана поплавать на следующей неделе.
– Что вы натворили?
– Ничего нового, я бросил ее мать. Но это же я, так что мне обязательно надо было выбрать самый плохой вариант. Я влюбился в двадцатиоднолетнюю дочь лучшей подруги своей жены… Это история с грустным концом…
Джини попыталась осмыслить сказанное.
– Сколько тогда было вашей дочери?
– Девять. И Кэрол запретила мне видеться с ней. Назвала меня педофилом, переехала в Лестер, раз сто меняла номер телефона, возвращала открытки и подарки, которые я посылал Нэт. В итоге я перестал даже пытаться, и на многие годы мы потеряли связь. – Он пригладил волосы. – Знаете, я был ужасным отцом. Я не виню Нэт.
– Почему же она связалась c вами снова?
– Из-за отца Дилана. Ронни музыкант, из Вест-Индии, он обучает детей. Он никогда не знал своего отца, и когда Нэт забеременела, он убедил ее связаться со мной – ради ребенка. – Он замолчал. – Вам, наверное, неинтересно, – добавил он чуть слышно.
Стало тихо, они посмотрели на небо и вдруг поняли, что дождь прекратился.
– Думаю, пора отвести Элли домой, а то мой зять будет волноваться, – сказала она, удивляясь тому, что ей совсем не хочется уходить.
– Иди посмотри, – взволнованно махал своей жене Джордж.
Джини отложила газету, подошла и встала за Джорджем возле его письменного стола.
– Надень очки… тебе нужно все как следует разглядеть.
Она взглянула на экран компьютера и увидела фотографию огромного дома.
– Правда, красиво? И вот, смотри…, – он кликнул мышкой по первому ряду маленьких фотографий, чтобы показать интерьер просторной гостиной, солнечные лучи заманчиво лились прямо из открытого окна, потом еще клик – и появилась кухня с ярко-красными приборами «Аgа» и видавшим виды гарнитуром «Smallbone». Джини прочитала внизу страницы информацию риэлтора: «Он огромный… пять спален и пятнадцать акров».
– Это смешно, Джордж, ты сказал, что здесь для нас слишком просторно, а этот дом не меньше.