Четверо
Шрифт:
– Действительно, я бы на вашем месте решил поступить точно так же. Это стремление показывает вас как хорошего и доброго человека…
– Не надо со мной цацкаться, не надо, ради бога, бросьте вы вот это вот. Как, знаете, анекдот: это кто у нас? Гусеничка? Улиточка? Нет, доктор, это я высоты боюсь! Не надо со мной так. Я прекрасно понимаю, что вы считаете меня напрочь поехавшим, но, понимаете… – Он вдруг сделал паузу, глубоко вдохнул и продолжил медленнее: – Это ваши проблемы.
– Я понимаю, как это может быть неприятно. Знаете, буду честен: я действительно
Поплавский снова откинулся на спинку дивана, беспокойно оглядел кабинет, перестав смотреть Хромову в глаза, и заговорил:
– Онерия живёт – точнее, жила, пока его не разрушили, – в Городе Первого Солнца.
– Где это?
– Это на той планете… Город Первого Солнца – столица Империи, единственной на планете. Империи, завоевавшей почти все земли. Эта цивилизация непрерывно развивалась три тысячи лет. Три тысячи лет, представляете? И теперь – всё в пыль, всё в труху!
– Из-за чего?
– Из-за пустынников.
– Кто такие пустынники?
– Отвратительные белые черви. Они выглядят как сгустки белых червеобразных отростков, умеющих принимать разные формы. Они завелись в пустыне к югу от границ Империи и эволюционировали за несколько десятков лет.
– Не очень приятно выглядят, наверное.
– Да. Они тупы и жестоки. Они убивают всё, что видят на своём пути. Их цель – не завоевать. Их цель – убивать. Они очень быстро плодятся. На месте разорённых городов они оставляют свои гнёзда. Огромные гнёзда! Представьте себе: руины города, дымящиеся остовы домов, трупы, и всё это оплетают скользкие белые нити, из которых они делают свои гнёзда.
– И их никак не победить? Может, сбросить на них какую-нибудь бомбу?
– Уже – никак. Они уже разрушили столицу Империи. Это конец.
– А Онерия?
– Она сбежала из города вместе со своим отцом, его другом и служанкой. Это единственный шанс спастись.
– На механических пауках?
Поплавский опять улыбнулся.
– Зачем я вам всё это рассказываю? Вы же читали.
– Хочется услышать это и от вас. Слушайте… – Хромов замялся. – А как она с вами разговаривает?
– Мыслями.
– То есть? Что-то вроде телепатии?
– Она посылает мне мысли прямо в голову. Иногда они звучат прямо её голосом. У неё очень красивый голос, певучий, с металлическим отливом.
– А на каком языке она с вами говорит?
– Вы не понимаете. – Он мотнул головой. – Она посылает сигнал на своём языке, но она умеет трансформировать его в мыслеобразы, которые потом раскрываются в твоём сознании уже на понятном тебе языке.
Хромов сделал ещё один глоток кофе – он уже совсем остыл.
– Хорошо, – продолжил он. – А вы не задумывались, почему она разговаривает именно с вами?
Поплавский повёл плечами.
– Понятия не имею. Просто выбор пал на меня. Не думал об этом, да это и не так важно.
– Хорошо, хорошо… – Хромов задумался. – Вас тут персонал не обижает?
– В смысле? Нет, нет, всё хорошо… ваша Зинаида Петровна похожа на директора нашей школы, а в остальном всё хорошо.
– У вас были проблемы в школе?
– Можно и так сказать.
– Поговорить о них не хотите?
– Я бы поговорил об этом позже.
Хромов посмотрел в окно, потом снова на Поплавского, устало улыбнулся ему и сказал:
– Так вот, Эдуард, я сейчас скажу вам вещь, которую всегда говорю всем моим пациентам. Слушайте внимательно. В том, что вы здесь, нет ничего плохого. Как и нет ничего плохого в том, чтобы быть, как вы говорите, психом. Болезни нужно лечить. Когда у вас болит нога, вы же идёте к врачу лечить ногу? А когда болят мозги… Моя дочь рассказывала, как учительница сказала ей, цитирую: «Вот в наше время не было никаких психотерапевтов, и ничего, выросли нормальными». Я тогда очень долго смеялся, потому что… А с чего вы взяли, что выросли нормальными?
Поплавский усмехнулся, его глаза оживились.
– Вокруг нас, – продолжил Хромов, – каждый день ходят сотни, тысячи больных. Напрочь отбитых, совершенно двинутых. Они думают, что они нормальные. Они даже не собираются лечиться. Они говорят: у меня всё хорошо, я не псих. При этом почти каждый – травмированный, с тревожным расстройством, с депрессией, с паническими атаками. Люди сходят с ума. Тихо, в своём уголке. Пограничники, биполярники, которые ничего не знают о себе. И никто об этом не знает. У тебя плохое настроение? Развейся, ты просто сам себя накручиваешь – говорят тебе. Знаете, был один парень, у него всё время было очень плохое настроение. А друзья говорили ему: да брось ты, просто надо отвлечься, сходи погуляй, и всё пройдёт. Ну, он сходил погулять в лес и повесился.
– У меня всё в порядке с настроением, – развёл руками Поплавский.
Хромов кивнул.
– И поэтому вы пошли в Пулковскую обсерваторию и стали кидаться на людей.
– Я сделал то, что должен был.
– Хорошо. – Хромов устало улыбнулся. – Пока что мы, пожалуй, закончим. Я жду вас сегодня в пять часов вечера, сделаем пару тестов и поговорим о вашем лечении. Зинаида Петровна!
Дверь открылась, и в проёме снова появилась медсестра.
– Отведите, пожалуйста, Эдуарда Максимовича в палату, пусть он отдохнёт. А потом зайдите ко мне.
Поплавский раздражённо посмотрел на Хромова, недоверчиво хмыкнул, встал с дивана и направился к выходу.
Тут Хромов вспомнил, что не спросил кое-что ещё.
– Подождите, Эдуард!
Поплавский обернулся. Хромов виновато улыбнулся и спросил:
– Я забыл самое важное узнать. А где эта планета находится?
Поплавский улыбнулся ему в ответ. Кажется, искренне.
– В системе Проксима Центавра. Поэтому там три солнца.
Когда за Поплавским закрылась дверь, Хромов перестал улыбаться и тяжело вздохнул.