Четвёртая пуля

Вучетич Виктор

– Социалист-революционер.

– Ага, эсер, значит… Так что ж вы, уважаемые, свой-то единственный путёвый лозунг большевикам-то отдали, а? Обокрали они вас. Вы все шумели, да только обещали землицу мужикам на веки вечные, а они объявили вслух, декрет приняли, да и отдали, вот и откачнулась к ним Россия-матушка.

– Я смотрю, – улыбнулся Сибирцев, – и у вас тут, в медвежьем-то углу, тоже высокая политика в чести?

– Ах, нынче разве что одной политикой и бываешь сыт по горло. Вам не кажется странным, что есть у России такая непонятная особенность: чем меньше порядку, чем скуднее жратва, тем больше все рвутся в политику? Это вместо того, чтоб делом заниматься… Невыгодно-с! Вот отнять, обобрать, ограбить работника – это выгодно. А чтоб самому? Ни-ни, куда там! Нам некогда, мы политики… Паскудство. Ну, да Бог с ними со всеми. Все едино не поумнеют…

– Вопрос вот хочу вам задать, Маркел Осипович, – Сибирцев сосредоточенно катал по столу маленький хлебный шарик и наблюдал за ним так, будто это дело было для него теперь самым главным. – Я слышал вчера от некоторых мишаринских мужиков, что они посылали сюда, к вам, в волостной Совет, гонца за помощью. Так отчего не помогли? Ведь сами говорили: и заградотряд, и милиция, и чоновцы. Вон сила какая! Или не добрался гонец?

Маркел уперся хмурым взором в стол и после долгой паузы ответил, пожав плечами:

– Мужики в совете так решили, что и сами могут справиться мишаринские. Народ там небедный, должен свое хозяйство отстоять. Ну а на нет и суда нет. Однако справились же? Побили ведь банду? То-то и оно. Не с того конца власть к мужику подходит. Дай ему полную волю, он добром и отплатит. А будешь ты его кнутом, хрен с кисточкой получишь… Однако, если позволите, и я задам вопрос. А как это вам удалось, так сказать, нейтралитет сохранить? И опять же слухи дошли, будто кто-то тайно помогал чекистам. Вроде как мало их совсем было, чтоб удержать село, да и мужики поначалу не шибко им навстречу пошли. А там, говорят, нашлась чья-то умная голова и организовала оборону, а?

Вот оно, наконец понял Сибирцев и взглянул па Маркела. Но тот сидел по-прежнему, упрямо глядя в пол, а по его фигуре незаметно было, чтобы он напрягся, напружинился, что ли. Нет, его бугристые локти спокойно лежали на столе, а крупные пальцы с квадратными широкими ногтями были мирно сцеплены в замок.

– Да как вам ответить, затрудняюсь, честное слово… Ежели объективно, то, как я понимаю, несомненно помог. А что оставалось делать? Село по ветру пускать? Они ж все-таки бандитами оказались, вот и вы на своей, так сказать, шкуре испытать изволили. Надо было непременно, любым способом унять грабежи и поджоги. Нет ничего проще, чтобы скомпрометировать любое святое дело. Ну, а кроме всего прочего, совершенно случайно оказалась и сугубо личная причина.

– Скажите пожалуйста, – с сомнением качнул головой Маркел.

– Да, как это ни покажется странным… Впрочем, вам, пожалуй, неинтересно…

– Ну, отчего же…

Необычайно все это было интересно, так понял иронию Маркела Сибирцев. «А особенно – на чем я проколюсь. Ну что ж, хозяин дорогой, – сказал сам себе Сибирцев, – я-то тебе нарисую картинку, а ты пойди потом проверь, если сумеешь, конечно».

Самая лучшая маскировка – полное отсутствие оной. Иными словами: хочешь обмануть, говори полную правду. Почти полную, чтобы быть до конца точным. Требуется лишь незаметно переместить, переставить акценты, и события приобретут совершенно естественное, однако противоположное звучание. Все это знал Сибирцев, собираясь поведать своему опасному собеседнику невероятную, но абсолютно правдивую историю. Проверяй, коли есть охота. Да ведь и не с Нырковым же сейчас собирался знакомить Маркела Сибирцев.

– Дело в том, – начал он медленно, как бы вспоминая, – что по дороге сюда из Омска… Вам ведь говорил уже об этом Павел Родионович, не так ли? Так вот, попал я в совершенно глупую перестрелку. Очередная какая-то банда чистила поезд, ну и… сами понимаете, их много на дороге, ничему и никому не подчиняющихся. Одним словом, с тяжелым ранением попал я в госпиталь, в Козлове. Документы у меня были чистые. Едва пришел в себя, вспомнил, что где-то в этих краях находится усадьба, где вырос мой приятель, некто Яша Сивачев, мы с ним вместе там служили, сперва у Хорвата, потом у Семенова. Надо сказать, что служил Сивачев исправно, хотя, как я догадывался, в чем-то сочувствовал красным. Впрочем, там, на Востоке, наша молодежь довольно быстро разочаровалась в белом движении, и считаться в некотором роде либералом… Словом, никто особого греха в этом не видел. А потом Сивачев исчез, и мы узнали, что он действительно оказался лазутчиком красных. Можете себе представить, как всех нас, его знакомых, таскала контрразведка!.. Итак, прошло время, вспомнил я о Сивачеве и решил проверить, остались ли кто-либо из его родных. Выяснилось, остались, живут в Мишарине. Мать престарелая и сестра. Я послал им весточку, и Марья Григорьевна, сестрица Сивачева, естественно, примчалась, чтоб увидеть сослуживца своего брата, покойного, как она полагала. Я, впрочем, тоже в этом был уверен… Договорившись с врачами, привезла она меня к себе в усадьбу, стала лечить, и вот, как видите, встал на ноги. Но самое поразительное было дальше…

– Я, кажется, догадываюсь, – усмехнулся Маркел. – Ту банду, что налетела на Мишарино, возглавлял Сивачев? Так?

– Именно… – протянул Сибирцев, демонстрируя искреннее изумление прозорливостью Маркела. – Но позвольте, если вы знаете, то, может быть, дальнейшее… – теперь Сибирцев продемонстрировал свою полнейшую растерянность.

– А дальше, – вскинул брови, с иронией продолжал Маркел, – случилось, похоже, так, что вы с ним встретились. И начали выяснять отношения, после чего кого-то из немногочисленной родни Сивачевых отнесли на кладбище.

Отлично поставлена слежка, подумал Сибирцев. Вроде ведь и никого рядом не было. А впрочем… победители, как правило, беспечны. Невнимательны…

Он почувствовал, как независимо от собственной воли напрягается, словно тело само собиралось для прыжка. А вот это погубит сразу. Наоборот, никакого напряжения, полная расслабленность. Удивление, изумление, испуг – что угодно, только не внешняя собранность…

Спасение пришло с неожиданной стороны. За окном послышался конский топот, а следом – резкий стук в ворота. Прибежал Егор Федосеевич.

– Маркел Осипыч, милай, а тама к тябе!

– Иду, иду, – сказал хозяин, поднимаясь и окидывая стол взглядом. – На всякий случай накиньте гимнастерку… Мы потом договорим, коли появится охота… Хотя… возможно, это действительно личное.

Странно, что в последней фразе, в ее тоне, во всяком случае так показалось Сибирцеву, не было и намека на какую-то угрозу или хотя бы на недоверие. Однако что же происходит? Если гонец донес о похоронах Якова, то как он мог не знать о смерти попа? А если не о самих похоронах привез весть гонец, то тогда… тогда все становятся на место: Яков был убит Сибирцевым еще накануне, днем, а отец Павел свел счеты с жизнью позже, ночью. Значит, гонец ушел вечером того же дня. Ну а о похоронах догадаться – великого ума не надо. И все-таки, черт его знает, совсем запутался Сибирцев с этим «серьезным» Маркелом.

Ах, как славно было бы, если бы удалось перетянуть вот такого мужика на свою сторону… Убедить, уговорить, объяснить, что происходит. Он же, поди, и сам все четко видит и понимает, он же умный человек… Но как это сделать? Открыться? Нет, ни в коем случае.

Нырков, тот просто бы арестовал – и дело с концом. Но это – Нырков. У него впереди мировая революция, ему некогда каждым отдельным человеком заниматься. А Маркела надо именно убеждать, перетягивать на свою сторону, долго, терпеливо, но уверенно. По силам ли такая задача?..