Это, верно, было так:Я на белый свет явился.Я семь дней уже – не там.Вот он я – не запылился…Распелёнутым, нагимЯ лежал, не понимая,Что родня поёт мне гимн,Вся по случаю хмельная.Наклонялись надо мной,Волосёнки нежно гладя,Сват, соседка, кум с кумой,Брат двоюродный и дядя.А свояк надрывно пел,Подпевала баба Тома.Словно буря, «гром гремел»,Сотрясались стены дома…Расходились по снежку.В январе темнеет рано.И отец, хватив лишку,Тоже пел про атамана.И басил хмельной отец,Потому как выпил сильно:«Ай да Дуня! Молодец,Подарила-таки сына!»
Имена
А
у матери моейИмя – Евдокия.В наше время именаНе дают такие.И стыдятся, а чего,А чего стыдятся?Евдокией отчегоНынче не гордятся?Мчатся годы и века.Мчится юность наша.Дуновенье ветерка —Дунюшка… Дуняша…
Отец
Рядом в тот миг последнийНе было нас, прости.Со Сталинграда таилсяВ теле твоём свинец.И не преклонным старцем —Шестидесяти шестиОт роду лет шагнул тыВ небытие, отец.Труженик и безбожник,Веруя в белый свет,Знал ты на белом светеТрудности лишь одни.Но и война не оставилаНа сердце злобы, нет.В мирные дни носил тыПряники для ребятни.Пряников этих помнюСахарную глазурь.Щёки твои небриты,Только их нет родней!..Мы – без тебя, а в миреТьма от жестоких бурь.Но сыновья на битвуСмело выходят с ней.Вот уже нам за сорок.Мы не в огне рождены.Строим, творим и любимРадость в доме своём.Не уповая на Бога,Веруем, что войны,Горя и слез не будет,И потому – живём.
Пятёрка
В год реформы старых денегЯ учился в пятом классе.Мама нянчила сестренку,Голосистую – беда!Нелегко мы вырастали.Денег не было в запасе.Мама грустно говорила:«Тают деньги, как вода!»Вот друзья, в кино собравшись,Мне кричат: «Айда за нами!»«Мама, дай мне на «Чапая»Ну хотя бы пятачок!»Бесполезны уговоры.Был ответ один у мамы:«Лучше грамоту, сыночек,Повтори ещё разок!»Только я не падал духом.Взяв корзину, шёл к оврагу,Собирал бумагу, кости(Было мне двенадцать лет).На безмене дед-старьевщик,Взвесив кости и бумагу,На кино давал мне горсткуМедных новеньких монет.Так я жил. И вот однаждыЛетом (помню, что рубашкуНе носил, жара стояла.Был я чёрен, словно грач)Вижу: ветер по дорогеМне навстречу мчит бумажку.Я схватил её и ахнул:«Боже мой, да я богач!Пять рублей… Что делать с ними?..Это ж матери подмога!Да, но мама их истратитИ не даст на эскимо…»Я не отдал деньги маме.В щель запрятал у порога.Целый месяц деньги тратилНа конфеты и кино!До сих пор никто не знаетО пятёрке злополучной!Мама сильно постарела,У сестрёнки есть семья.Да и я уже не молод.Прихожу домой с получкой,И гостинцам очень радаДочка славная моя.Не нахвалит мама сына,И сестрёнка любит брата.Им я шлю порой подарки,Приезжаю погостить.Что подарки? Если в детствеОбманул я их когда-то,Ту мальчишескую жадностьКак смогу себе простить?
Брат
С чемоданом, сбитым из дос'oк,На учёбу, а не ради шутки,Тонкий, словно хлебный колосок,Он в Москву поехал на попутке.Встретила Москва его снежком.В чемодане – хлеб, тетради в клетку.Я тогда ходил под стол пешком,Он уже закончил семилетку.Шёл он с удивленьем на челе,На дома высокие глазея…В шумной привокзальной толчееЧемодан пропал у ротозея!Он побрёл по улице в слезах,Натыкался в сквере на деревья…Что столице слёзы на глазахОдного парнишки из деревни!Вот уж позади Москвы огни.Мчит попутка в ночь и бездорожье…Но припомнил он слова родни:«Ты учись! В тебе есть искра божья!..»И тогда у первого мостаОн сказал шофёру: «Батя, знаешь,Тормози! Вокзал ведь – не Москва.Мне в столицу надо – понимаешь?»
«Срок наступил – я пережил отца…»
– Отец, – кричу, —
ты не принёс нам счастья!..
Юрий Кузнецов
Срок наступил – я пережил отца,Как он, осилил долгую дорогу.Из памяти черты его лицаВыветривает время понемногу.Железный крест. И вот отца портрет,А рядом упокоилась и мама.Без малого минуло сорок лет.Дорог в сей жизни пройдено немало.С утра всё продолжает моросить.Разверзлась неба пасмурная бездна.Здесь об участье некого проситьИ укорять кого-то бесполезно.Здесь тихо. Здесь рыдают лишь тогда,Когда в цветах свежа ещё могила…О счастье вы мечтали в те года,Но стороною счастье обходило.Не укорю, не перейду на крик,Ни у кого не попрошу участья.Ведь счастье, дорогие, это миг,Само существованье – это счастье…
«Маме восемьдесят три…»
Маме восемьдесят три.Прожито немало.Слёзы фартуком утри.Ну же, полно, мама!Как глаза твои плохи.Плачешь ты невольно,Но подарком от снохиВижу, что довольна.Суетишься, как всегдаНесказанно рада.Есть графинчик и еда.Что ещё нам надо?По чуть-чуть, не допьяна,Из гранёных стопокВыпьем горького вина,Помянём усопших.Снова выслушаю я, —Речь неспешно льётся, —Как соседи и сватья,Как сестре живётся.Чем живу и что служуВсё ещё в печати,Вновь тебе я расскажу,Утолю печали.У тебя я редкий гостьИ уйду под утро.Жизнь твоя – рябины горсть,Лет господних уйма.Мама-мамочка, гориЯгодой России,Эти восемьдесят триИ все сто осилив.
Осень 1957 года
Сестре Вале
В пору нищуюБрат с сестрою,Знались с пищеюМы простою.Каша сварена,Щи упрели.Ноги в валенках.Мы – за двери.Что мы видели?В «Марсе» хмуромФильмы ИндииС Радж Капуром.Валя – с косами.Стынут лужи.Первый в космосеСпутник кружит.…Осень вспомнилась,Щи да каша.Светом полниласьПамять наша.
«Что родился на Малой Мещанской…»
Что родился на Малой Мещанской,В старой книге я как-то прочёл.Дом под кронами лип помещался.Помню гул несмолкаемых пчёл.И к лицу, и к рубахе он липнет —Запах лип, что посажены в ряд.Имя дал нашей улице Либкнехт.Был он зверски убит, говорят.Ах, разлуки извечная кара!Годы службы. Чужие края…Помню, помню – фамилию КарлаТы коверкала, мама моя.«Лип» – писала. И липовый запах,Настигая, бросал меня в дрожь,И душа устремлялась на запад —Где ж в Монголии липы найдёшь?Ведь мечте и моря не преграда.От тебя, от мещерских лесовОтделяло меня – это ж надо! —Целых шесть часовых поясов.Я любил вас, родные до боли,В звоне лета и шорохе вьюг:И Воровского (Вацлава, что ли?),И Урицкого, и Люксембург.Были вы Дровяными, Сенными.Но однажды – ни встать ни упасть! —Именами чужими, инымиОкрестила вас новая власть.Но меня, да и Господа радиТам в домах об одном этажеПроживали и Тони, и Нади.Всех имён не припомню уже…Вновь чиновник в усердии делитНовь и прошлое, как идиот.Адрес матушки: Либкнехта, девять —Слава Богу, всё тот же, всё тот.Там чужие живут – ну да ладно!В доме мальчика слышу я всхлип.Пусть ему будет тоже отрадноПод цветущими кронами лип.
«Подошёл бульдозер после смены…»
Подошёл бульдозер после смены,И в округе смолкли петухи.Рухнули бревенчатые стены,Золотые брёвна без трухи.Топором обтёсанные грубо,Но затёсы все наверняка,Лежни стоеросового дубаСтавились на долгие века.Нету червоточины в помине.Возле дома вишня зелена.Покрушили всё и подавили,И не стало дома дотемна.Хмур хозяин, сухощав и жилист.В стороне помалкивает мать.Не перенесли, не отложили.Ровно в шесть приехали ломать.Уходи, хозяин, не тревожься!Вспять не ходит времени река.Скоро ты на лифте вознесёшьсяИ на землю глянешь свысока.
«Наш ломают дом…»
Наш ломают дом.Вспять не ходят реки.Был построен онВ позапрошлом веке.Крепок дом ещё.Крепок, твёрдо знаю,И слезу со щёкЯ не утираю.Наша власть – умы.Не попросишь сдачи.Всё как есть, увы,И не как иначе.Горя не унять.Плакать не пристало.Поколений пятьВ доме вырастало.Слёзы на лице…Я шепчу: «Уроды…»Здесь построят ЦентрСовременной моды.Дочка, не дрожиНа руках у мамы…Вон и чертежиНа щитах рекламы.