Четвертое сословие
Шрифт:
— Мы должны вернуться в Чикаго и передать ваше предложение клиенту.
После ухода чикагских адвокатов Рассел до самого вечера пытался образумить своего клиента. Он убеждал его, что покупка «Трибьюн» станет большой ошибкой, какими бы выгодными ни казались условия сделки.
Когда он покинул башню Трампа в седьмом часу вечера — после самого долгого обеда в своей жизни, — они договорились, что если Уизерс перезвонит и примет предложение, Армстронг даст понять, что оно его больше не интересует.
Когда
— Может, вы сначала посетите здание редакции, а потом примете окончательное решение? — предложил Уизерс.
Армстронг не видел в этом ничего плохого и даже подумал, что так у него появится удобный повод для отказа. Рассел предложил поехать вместе, а после осмотра здания он позвонит в Чикаго и объяснит, что его клиент передумал.
Когда они приехали к редакции «Нью-Йорк Трибьюн», Армстронг застыл на тротуаре, не в силах отвести глаз от небоскреба в стиле ар-деко. Это была любовь с первого взгляда. Когда он вошел в вестибюль и увидел пятиметровый глобус с нанесенными на него расстояниями до крупнейших городов мира, включая Лондон, Москву и Иерусалим, он был уже помолвлен. Когда сотни сотрудников, набившихся в зал в ожидании его приезда, радостно завопили при его появлении, брак был заключен. Как ни пытался шафер отговорить его, церемония подписания состоялась.
Шесть недель спустя Армстронг стал владельцем «Нью-Йорк Трибьюн». В тот день заголовок на первой полосе газеты сообщил жителям Нью-Йорка: «ДИК БЕРЕТ ВОЖЖИ В СВОИ РУКИ!»
В первый раз Таунсенд услышал о предложении Армстронга купить «Трибьюн» за двадцать пять центов по телевизору, в передаче «Сегодня». Он как раз собирался принять душ. Застыв на месте, он уставился на своего соперника, который сидел, развалившись в кресле. На нем была красная бейсболка с надписью «Нью-Йорк Трибьюн».
— Я не позволю величайшей газете Нью-Йорка исчезнуть с улиц города, — говорил он Барбаре Уолтерс, — чего бы мне это ни стоило.
— А «Стар» уже продается на каждой улице, — сказал Таунсенд, как будто Армстронг находился рядом с ним в комнате.
— И привлеку к работе лучших журналистов Америки.
— Они уже работают в «Стар».
— И может, если мне повезет, получу кое-какую прибыль, — смеясь, добавил Армстронг.
— Тебе понадобится все твое везение, — буркнул Таунсенд. — А теперь спроси его, что он будет делать с профсоюзами, — сказал он, вперив взгляд в Барбару Уолтерс.
— А как быть с проблемой излишка рабочей силы, которая преследует «Трибьюн» последние тридцать лет?
Не обращая внимания на льющуюся воду, Таунсенд ждал ответа.
— Возможно, так было в прошлом, Барбара, — сказал Армстронг. — Но я ясно дал понять всем заинтересованным профсоюзам, что если они не согласятся на сокращение штатов, которое я им предлагаю, у меня не останется другого выхода, кроме как закрыть газету раз и навсегда.
— Сколько времени ты им дал? — требовательно спросил Таунсенд.
— И сколько еще вы будете терять по миллиону в неделю, прежде чем выполните свою угрозу?
Таунсенд впился глазами в экран.
— Я четко обозначил свою позицию профсоюзным лидерам, — твердо ответил Армстронг. — Шесть недель максимум.
— Ну что ж, удачи, мистер Армстронг, — улыбнулась Барбара Уолтерс. — Буду ждать встречи с вами через шесть недель.
— С радостью принимаю ваше приглашение, — Армстронг приложил руку к козырьку бейсболки.
Таунсенд выключил телевизор, сбросил халат и направился в душ.
С этой минуты ему не нужно было нанимать шпионов, чтобы узнать, что затевает Армстронг. За четвертак в день он был в курсе всех событий, читая первую полосу «Трибьюн». Вуди Аллен предположил, что только авиакатастрофа посреди Куинса сможет убрать Армстронга с первой полосы газеты — и то это должен быть как минимум «Конкорд».
У Таунсенда тоже были свои проблемы с профсоюзами. Когда «Стар» объявила забастовку, «Трибьюн» мгновенно увеличила свой тираж почти в два раза. Армстронг мелькал на всех телевизионных каналах, рассказывая нью-йоркцам, что «если ты знаешь, как вести переговоры с профсоюзами, забастовки тебе не грозят». Профсоюзные лидеры быстро поняли, что Армстронгу нравится появляться на первой полосе и на экранах телевизоров, и он не закроет газету и не признается в своей неудаче.
К тому времени, когда Таунсенд договорился с профсоюзами, «Стар» больше двух месяцев не появлялась на улицах и потеряла несколько миллионов долларов. На восстановление у него ушло много сил. Тиражи «Трибьюн», однако, тоже не особенно росли, и этому немало способствовали заголовки на первых полосах газет, сообщавшие жителям Нью-Йорка, что «Дик отхватил кусок от Большого Яблока», «Дик подает за „Янкиз“» и «Кудесник-Дик забрасывает мяч в корзину». Но все это показалось таким ничтожным, когда из Персидского залива вернулись войска и город устроил своим героям торжественную встречу на Пятой авеню. Всю первую полосу «Трибьюн» занимала фотография Армстронга, стоящего на трибуне между генералом Шварцкопфом и мэром Динкинсом; в статье, посвященной этому событию, имя капитана Армстронга, кавалера «Военного креста», упоминалось едва ли не на каждой странице.
Но шли недели, а Таунсенд, как ни искал, не мог найти никакой информации о том, что Армстронг договорился с профсоюзами печатников. Через шесть недель Барбара Уолтерс снова пригласила его в свою программу. Пресс-секретарь Армстронга сказал ей, что его босс только об этом и мечтает, но вынужден улететь в Лондон на заседание правления материнской компании.
Во всяком случае, он не солгал, но отправился на заседание только потому, что ему позвонил Питер Уэйкхем и предупредил, что сэр Пол вышел на тропу войны. Он желает знать, сколько еще он намерен держать «Нью-Йорк Трибьюн» в продаже, если она по-прежнему теряет по миллиону в неделю.