Четвертое сословие
Шрифт:
Макс задумался, посмотрел в свои карты, потом на деньги.
— Ты что, поставил двадцатку?
Армстронг кивнул, и тогда американец тоже достал из кармана кителя 20 долларов.
— Ему даже задницу подтереть было бы нечем, если б не я, — заявил Макс, напряженно вглядываясь в свои карты. — Я выдаю ему месячную норму. Я контролирую поставки бумаги. Я решаю, сколько электроэнергии он получает. Я решаю, когда включить, а когда выключить электричество. Вам с Арно Шульцем это прекрасно известно.
Макс
— Ты блефуешь, приятель, — сказал Макс. — Нутром чую, блефуешь. — Он помедлил. — Сколько ты сейчас поставил?
— Пятьдесят долларов, — небрежно бросил Армстронг.
Макс полез в карман кителя, вытащил две десятки и шесть пятерок и осторожно выложил их на стол.
— Ну, давай, показывай, что у тебя там, — неуверенно предложил он.
Армстронг открыл пару семерок. Макс расхохотался и швырнул перед ним трех валетов.
— Я так и знал. Я был уверен, что у тебя одно дерьмо на руках. — Он жадно глотнул из своей бутылки.
Улыбка не сходила с его лица, пока он раздавал новые карты.
— Даже не знаю, с кем из вас проще разделаться — с тобой или с Ганном, — заплетающимся языком произнес он.
— А это не пиво в тебе говорит? — Дик без особого интереса взглянул на свои карты.
— Сейчас увидишь, кто говорит, — ответил Макс. — Да я за час сотру тебя в порошок.
— Я не себя имел в виду, — сказал Армстронг, бросая пятерку на стол. — Я говорил о Ганне.
Наступила долгая пауза, пока Макс жадно пил из бутылки. Потом он изучил свои карты и положил их на стол рубашкой вверх. Армстронг взял еще карту и доставил 10 долларов в банк. Макс потребовал следующую карту и, увидев ее, стал облизывать губы. Он снова полез в карман и вытащил новую десятку.
— Давай посмотрим, что у тебя на этот раз, дружище, — Макс был уверен, что, имея на руках две пары — тузов и валетов, — он непременно должен выиграть.
Армстронг открыл три пятерки. Макс с хмурым видом наблюдал, как его выигрыш уходит на другую сторону стола.
— Ты готов поставить реальные деньги, или ты можешь только языком трепать? — спросил он.
— Я только что сорвал банк, — напомнил Дик, убирая деньги в карман.
— Нет, я говорил о Ганне.
Дик промолчал.
— Да у тебя кишка тонка, — хмыкнул Макс, не дождавшись ответа.
Дик положил колоду на стол, посмотрел на своего противника и спокойно сказал:
— Ставлю тысячу долларов, что ты не сможешь разорить Ганна.
Макс поставил бутылку и уставился на него, как будто не мог поверить в то, что сейчас услышал.
— Сколько времени ты мне дашь?
— Шесть недель.
— Нет, это слишком мало. Не забывай, мне нужно устроить все так, будто я ни при чем. Мне нужно минимум шесть месяцев.
— У меня нет шести месяцев, — покачал головой Армстронг. — Если хочешь, давай поспорим наоборот — и я через шесть недель закрою «Дер Телеграф».
— Но у Ганна предприятие намного крупнее, чем у Арно Шульца, — возразил Макс.
— Понимаю. Поэтому дам тебе три месяца.
— В таком случае я надеюсь, ты предложишь мне фору.
И снова Армстронг сделал вид, что обдумывает предложение.
— Два к одному, — наконец сказал он.
— Три к одному, и мы договорились, — упорствовал Макс.
— По рукам, — согласился Армстронг.
Перегнувшись через стол, мужчины пожали друг другу руки. Американец встал со своего места и, покачиваясь, подошел к календарю на стене с изображением полуголой красотки. Он стал переворачивать страницы, пока не дошел до октября. Потом достал из заднего кармана брюк ручку, громко отсчитал дни и обвел жирным кружком семнадцатое число.
— В этот день я получу свою тысячу, — ухмыльнулся он.
— Черта с два! — сказал Армстронг. — У тебя нет ни одного шанса. Я встречался с Ганном и могу тебе сказать: он твердый орешек.
— Посмотрим, — бросил Макс, возвращаясь к столу. — Я сделаю с Ганном то, что не сумели немцы.
Макс сдал карты. В течение следующего часа Дик отыграл почти весь свой проигрыш. Но когда около полуночи он уходил домой, Макс все еще облизывал губы.
Наутро, когда Дик вышел из ванной, Шарлотта не спала и ждала его, сидя в кровати.
— И во сколько же ты пришел домой прошлой ночью? — холодно поинтересовалась она, пока он искал в шкафу чистую рубашку.
— В двенадцать, — ответил Дик, — или в час. Я поел в городе, чтобы тебя не беспокоить.
— Лучше бы ты приходил домой в нормальное время. Тогда, возможно, мы могли бы вместе сесть за стол и съесть то, что я готовлю тебе каждый вечер.
— Я же тебе говорил — все, что я делаю, я делаю для тебя.
— Я начинаю думать, что ты просто не знаешь, что мне нужно, — сказала Шарлотта.
Дик смотрел на нее в зеркало, но ничего не говорил.
— Ты даже не пытаешься вытащить нас из этой чертовой дыры. Так, может, мне пора возвращаться в Лион?
— Мои демобилизационные бумаги скоро будут готовы, — сообщил Дик, поправляя виндзорский узел на галстуке. — Полковник Оакшот обещал, что ждать придется максимум три месяца.
— Еще три месяца? — в ужасе выдохнула Шарлотта.
— Подвернулось одно дельце, оно может оказаться важным для нашего будущего.
— И, конечно, ты, как всегда, не можешь сказать мне, что это за дело.