Четвертый батальон
Шрифт:
— Огонь, друзья!
По этому приказу все наше оружие — малокалиберные пушки, мортиры, пулеметы, винтовки — немедленно приходит в действие. Пользуясь одной здоровой рукой, я также стараюсь принять участие в бою. Нажимаю пальцем левой руки на курок. Оказывается, чтобы попасть во врага, особой меткости сегодня не требуется: мавры выказывают полное пренебрежение к смерти — они бегут не сгибаясь… Нас это попрежнему потрясает, заставляя содрогаться; повидимому, их продолжают кормить старыми баснями о том, что «у красных ничего нет, кроме палок и охотничьих ружей».
Луканди
— Огонь, друзья!
Люди, несущиеся на нас, падают всё чаще, сжигаемые свинцовым огнем. У всех республиканских бойцов одно желание — отбить атаку, и мы без устали заряжаем винтовки и стреляем. До окопов добегают только одиночки, остальные прекращают свой безумный бег на пути к нашим траншеям. Бой продолжался два часа. Мы не ушли из траншей, атака была отражена.
Оглушенные ураганным огнем, черные от грязи, усталые, мы молча сидим в земляных нишах, вслушиваясь в тишину. Она наступила неожиданно. Рядом с нами лежат наши мертвые товарищи. Мы смотрим на них и чувствуем, как растет наша ненависть к врагу. Усталость исчезает. Нам хочется итти вперед и слышать короткую команду Луканди: «Огонь, друзья!»
В моем взводе сорок человек. Мы идем подобрать оружие, подсчитать трофеи. Батальон остался в окопах. Еще одна ночь, и завтра нас сменят. Сорок человек разбиваются на четыре группы. Мы складываем в условленное место оружие, снятое с убитых марокканцев и брошенное бежавшими. За камнями мы неожиданно замечаем притаившихся людей. Мы припадаем к земле.
— Бросай оружие! — кричу я.
Мне отвечают на чистом испанском языке, и в тоне говорящего чувствуется усмешка:
— Не пугайтесь, нас всего трое.
Мы осторожно приближаемся к камням… За прикрытием полулежит офицер в форме регулярной фашистской армии. Рядом с ним два марокканца. Офицер ранен и, видно, не в силах подняться. Его лицо удивительно мне знакомо. Где я видел его? Пока я напрасно силюсь вспомнить, меня прерывает тот же насмешливый голос:
— Я не ожидал, что меня подберет мой коллега.
Коллега? Да, это же бывший студент Мадридского университета, отъявленный монархист, кичившийся своим древним родом и преданностью изгнанному королю.
— Не узнаете?
— Нет, узнаю. Вы были на последнем курсе коммерческого факультета.
Он прикладывает руку к головному убору и говорит, пряча усмешку:
— Вы уже лейтенант, Диестро?
Я не хочу пользоваться своим правом победителя и вежливо предлагаю врагу:
— Если вы устали, мы вас доставим до Лас-Наваса на санитарных носилках.
Вместо ответа он спрашивает:
— Вы тоже ранены? — и кивает на мою повязку.
— Да, я ранен, но несерьезно.
— Очень жаль, — двусмысленно замечает фашист.
Я оставляю возле офицера и марокканцев двух бойцов и продолжаю обход поля.
На обратном пути я подхожу к ним снова. Студент-фашист произносит напыщенную речь о судьбах Испании.
— Посмотрите, — отвечаю я, — спокойно выслушав его речь, — посмотрите на вашу армию и на армию испанского народа. У вас — наемные марокканцы, итальянцы, германцы, у нас — только испанцы. Вы продаете
Офицер с трудом поднимается. Он снова отвергает носилки. Единственно, что он готов принять от меня, — это папиросы.
— Не откажите перед расстрелом, — говорит он, кривляясь.
Мы идем долго. В Лас-Навасе был уже Луканди. Его срочно вызвали в штаб на совещание. Я сдал пленных и вернулся в траншею. Утром, дождавшись сменного батальона, ушли на отдых в Лас-Навас.
Положение колонны Мангады ухудшилось. Навальпераль, который мы охраняли со стороны Лас-Наваса, подвергся сильной атаке с противоположного направления и был почти разрушен воздушной бомбардировкой. Когда четвертый батальон прибыл на двухдневный отдых, улицы Лас-Наваса были заполнены незнакомыми бойцами. Это были последние защитники Навальпераля, покинувшие его вчера. Штаб, заседавший всю ночь, принял решение об эвакуации Лас-Наваса. Предстояло не отступление, а отход на высоту в четырех километрах отсюда, где нужно было укрепиться.
Луканди возражал против эвакуации Лас-Наваса. Он убежденно доказывал:
— Мы расставляем западню, в которую можем сами попасть.
Под конец, после долгих споров Луканди заявил:
— Укрепляться можно тогда, когда есть оружие и боеприпасы.
Оборона высоты могла быть успешной только при наличии достаточного вооружения. У нас его не было. Тогда Луканди предложил с виду очень простой выход: вооружиться оружием врага. На горе Сиерра-Картахена небольшие по численности части противника располагали крупным вооружением. Луканди развернул план, продуманный до мельчайших подробностей. Двести человек нападают под покровом ночи на посты противника на Сиерра-Картахене и уносят вооружение. Нападение производится с двух сторон. Выступают бойцы четвертого батальона и батальон Карлоса.
— Этой операцией достигаются две цели, — заявил на заседании комсостава полка Луканди, — мы вооружаем себя и обезвреживаем высоту Сиерра-Картахена.
План Луканди вызвал серьезные сомнения.
После того как высказались все противники этого плана, Луканди вместо ответа кратко пообещал собравшимся:
— Я даю слово коммуниста и воина республики, что, если нам разрешат атаковать врага, мы разбогатеем этой ночью.
Представитель военного министерства, присутствовавший на заседании командного состава полка, согласился с доводами Луканди. Тогда командир полка Маркос предложил готовиться к атаке высоты Сиерра-Картахена.
Итак, решено: выступают два батальона — второй и четвертый, по сто человек от каждого. Нашей сотней командует Луканди, второй — капитан Карлос, мадридский строительный рабочий, и лейтенант Колорадо, студент строительного факультета. Мы занимаем исходное положение. Наши батальоны находятся далеко друг от друга и связаны лишь телефонными проводами.
— Сверить часы с часами Карлоса, — сухо говорит Луканди.
Попэй передает мне трубку полевого аппарата.
— Колорадо у телефона.